Сюрприз мистера Милбери
Шрифт:
Любопытство пришло мне на помощь. Я разрезал веревку, откинул крышку и заглянул в корзину.
Молодой человек отвернулся, точно боялся взглянуть в мою сторону.
– Все благополучно?
– спросил он.
– Он жив?
– Да уж так жив, что дай бог всякому.
– А он дышит как следует?
– продолжал посетитель.
– Вы, наверное, оглохли, - возразил я, - если не слышите, как он дышит.
Действительно, его дыхание можно было услышать даже на улице.
– Слава богу!
– воскликнул молодой человек и опустился в кресло у камина.
– Вы знаете, мне это просто
– Вы его любите?
– спросил я.
Он взглянул на меня.
– Люблю ли?
– повторил он.
– Еще бы! Я его отец.
– И он опять засмеялся.
– Вот как, - проговорил я.
– Значит, я полагаю, что имею удовольствие разговаривать с мистером Костэром Кингом?
– Костэр Кинг?
– удивленно повторил он.
– Моя фамилия Милбери.
– Но, - возразил я, - на наклейке с внутренней стороны крышки сказано, что его отец Костэр Кинг, отпрыск Старлайта, а мать - Дженни Динс, отпрыск Дарби Дьявола.
Он подозрительно посмотрел на меня и поставил между нами стул. Очевидно, теперь пришел его черед думать, что я сумасшедший. Убедившись, по-видимому, что я во всяком случае не опасен, он стал придвигаться поближе к корзине, пока наконец ему не удалось заглянуть в нее. Никогда в жизни я не слышал, чтобы мужчина издавал такой нечеловеческий вопль. Он стоял по одну сторону кровати, я - по другую. Щенок, разбуженный шумом, сел и зарычал сначала на одного из нас, потом - на другого. Я разглядел, что это был бульдог примерно месяцев десяти. Превосходный щенок для своего возраста.
– Мое дитя!
– закричал молодой человек, и глаза у него буквально на лоб вылезли.
– Это не мое дитя! Что случилось? Или я сошел с ума?
– Вы к этому близки, - произнес я, и так оно и было.
– Успокойтесь. Что вы рассчитывали увидеть здесь?
– Моего мальчика, - снова закричал он.
– Моего единственного ребенка, моего сыночка!
– Вы имеете в виду настоящего ребенка?
– продолжал я.
– Человеческого ребенка?
У некоторых людей есть глупая привычка говорить о своих собаках, как о детях, так что кто его знает, кого он имел в виду.
– Конечно, настоящего!
– отвечал он.
– Самого прелестного ребенка, какого вы в своей жизни видели. В воскресенье ему исполнилось ровно тринадцать недель, а вчера у него прорезался первый зубик.
Вид собачьей морды, кажется, сводил молодого человека с ума. Он бросился к корзине, и если бы я не помешал ему, наверное, задушил бы несчастного пса.
– Щенок не виноват, - говорю я.
– Осмелюсь сказать, что ему так же тошно, как и вам. Его ведь тоже потеряли. Кто-то сыграл с вами шутку: вытащил вашего младенца и сунул вместо него вот этого... если только тут вообще был ребенок.
– Что это значит?
– возмутился он.
– Ну, сэр, - говорю я, - вы меня извините, но джентльмены в здравом уме не возят ребят в бельевых корзинах. Откуда вы приехали?
– Из Бенбери, - говорит он.
– Меня хорошо знают в Бенбери.
– Вот этому можно поверить, - ответил я.
– Такого молодого человека, как вы, наверное, все знают.
– Я мистер Милбери, -
– В таком случае, что вы делаете здесь с этой собакой?
– спрашиваю я.
– Не доводите меня до исступления, - отвечает он.
– Говорю вам, я сам не знаю. Моя жена сейчас в Уорвике, ухаживает за своей больной матерью, и в каждом письме вот уже две недели только и пишет: "Ах, как я хочу видеть Эрика! Если бы мне хоть на минутку увидеть Эрика!"
– Естественные материнские чувства, - говорю я, - они делают ей честь.
– И вот сегодня, - продолжает он, - я рано окончил работу и решил привезти сюда ребенка, чтобы жена могла повидать его и убедиться, что с ним все благополучно. Она не может оставить мать больше чем на час, а мне нельзя идти к ней, потому что теща меня недолюбливает и я ее раздражаю. Я хотел подождать здесь, а Милли - это моя жена - пришла бы сюда, когда освободится. Я собирался сделать ей сюрприз.
– По-моему, - говорю я, - большего сюрприза вы ей никогда в жизни не устраивали.
– Не шутите с такими вещами, - говорит он.
– Я все еще сам не свой и могу вас искалечить.
Он был прав: нельзя было шутить с этим делом, хотя, конечно, оно имело свою смешную сторону.
– Но зачем же, - спрашиваю, - было совать ребенка в бельевую корзинку?
– Это вовсе не бельевая корзинка, - с яростью отвечает он.
– Это плетенка для пикников. В последнюю минуту я подумал, что мне не к лицу нести ребенка на руках: уличные мальчишки кричали бы мне вслед. Мой малыш очень любит спать, и я решил, что если его устроить поудобнее в этой корзинке, он отлично перенесет такое короткое путешествие. Я взял корзинку с собой в вагон и не спускал ее с колен. Ни на одну минуту я не выпускал ее из рук. Это колдовство, вот что. Я теперь буду верить в чертей.
– Не валяйте дурака, - говорю я.
– Всему должно быть объяснение, надо только доискаться до него. Вы уверены, что это та самая корзина, в которую вы упаковали младенца?
Милбери был теперь немножко спокойнее. Он наклонился и тщательно осмотрел корзину.
– Кажется, - сказал он, - но не могу поручиться.
– Скажите-ка, - говорю я, - вы не выпускали корзины из рук? Подумайте хорошенько.
– Нет, она все время была у меня на коленях.
– Но это же чепуха, если только вы сами по ошибке не сунули туда щенка вместо ребенка. Подумайте спокойно. Я не ваша жена и хочу только помочь вам. Я ничего не скажу, если вы сознаетесь, что на минутку отвели глаза от корзины.
Он опять задумался, и вдруг в глазах его блеснул свет.
– Ей-богу, - говорит он, - вы правы. Я на минутку поставил ее на платформу в Бенбери, чтобы купить иллюстрированный журнал.
– Ну вот, теперь вы говорите разумно. Подождите-ка, завтра, кажется, открывается собачья выставка в Бирмингаме?
– Как будто, - говорит он.
– Вот мы и добрались до сути, - говорю я.
– По совпадению эту собаку везли в Бирмингам в точно такой же корзине, как та, в которую вы упаковали своего младенца. Вы по ошибке взяли корзину со щенком, а его хозяину достался ваш малыш. И я бы затруднился сказать сразу, кто из вас сейчас больше сходит с ума. Он, наверное, думает, что вы сделали это нарочно.