Сюрпризы моря

Кусто Жак-Ив

Несмотря на то что экспедиция на Контуа в целом удалась, мы не испытали подлинного удовлетворения. Отвратительная погода оказалась настолько устойчивой, что не могла не отразиться на работе. Москиты буквально пожирали экспедицию. Шторм и мутная вода не позволили нам закончить запланированные научные эксперименты и подводную съемку.

Вот почему мы решили предпринять на следующий год повторное изучение миграции колючих лангустов. Для этой цели мы избрали Багамские острова — место, где этих ракообразных уже наблюдал и изучал доктор Херрекинд, с которым мы были хорошо знакомы и который помогал нам на Контуа.

Экспедиция разделилась на две группы: в одну вошли Бернар Делемот, Мишель

Делуар и Патрик Делемот; вторую, базировавшуюся на гидросамолете, составили доктор Херрекинд, Жак Делькутер и я. Первая команда направилась к острову Бимини, вторая — на участок, где рифы, окружающие Нью-Провиденс, отделяют эту территорию от соседней Элетеры.

Мы начали с осмотра большого района в северной части Багамского архипелага. У Бимини путь лангустов был не протяженным; они пересекали небольшое плато и погружались прямо в Гольфстрим. С восточной стороны их путь был намного длиннее. Нью-Провиденс мы выбрали ещё и потому, что там коридор, по которому проходят ракообразные, был не очень глубоким — порядка 2 м, а кое-где и менее 1 м. Лангустам надо было преодолеть большое расстояние, прежде чем достичь места, где наклон дна значительно увеличивался и они попадали в глубоководный район.

Когда мы прибыли на место, там уже находилось несколько больших катеров типа траулера, сопровождаемых флотилией лодчонок. Мы приводнились и спустили на воду зодиак. Прием, оказанный нам рыбаками, не мог быть более холодным. Однако они несколько оттаяли, когда сообразили, что мы не конкуренты.

Сейчас они сидели в своих лодках, не двигаясь. Лангусты, по-видимому, еще не шли. Мы организовали в самолете ночную вахту.

Около часа ночи вахтенный подал сигнал, что рыбаки чрезвычайно оживились. Все лодки устремились к узкому проходу между островом и группой маленьких островков, где вода, как и повсюду здесь заросшая водорослями, была более глубокой.

Рыбаки плыли по двое в каждой лодке, освещая путь керосиновыми фонарями. Мы облачились в гидрокостюмы и прыгнули за борт быстрее, чем я об этом рассказываю. Оказавшись в воде, мы сразу же убедились, что лангусты начали миграцию. Прибыв сюда этой ночью, они двигались небольшими цепочками, по трое-четверо, сцепившись друг с другом и образовав растянутую процессию. Сильный ветер, направление которого обычно определяет начало миграции, должно быть, отбушевал перед нашим прибытием на Багамы.

Людей охватило безумие. Они просвечивали фонарями воду до самого дна и, пользуясь лопаткой с длинной ручкой и сеткой, захватывали лангустов десятками. Под водой мы имели возможность наблюдать за техникой ловли: накрыв лангуста лопаткой и прижав его, они ставили перед ним сетку и, приподняв край сачка, заставляли лангуста переместиться в сетчатый карман. «Мастера», начав захватывать с края цепочку ракообразных, подцепляли таким манером десять или пятнадцать штук и вытаскивали сетку.

Это была настоящая бойня. Люди в лодках соперничали друг с другом; испытывая взаимную неприязнь, орали и ожесточенно ругались, манипулируя четырехметровыми шестами с удивительным проворством. Картина впечатляла вышедшим за рамки кретинизмом.

Ловля продолжалась две ночи — от полуночи до рассвета. Люди метались, вытаскивая добычу, в непрерывном крике обрывки команд смешивались с выразительным английским сленгом.

Что касается нас, то мы, укрывшись в пышном скоплении водорослей, проводили почти непрерывную съемку. В свете керосиновых бакенов и наших фонарей все окружающее приобрело фантастическую окраску.

Барахтаясь в глубине, не превосходящей метра, я увидел длинную колонну ракообразных, двигающихся прямо на меня. Они поднимали и раздвигали водоросли на пути, подобно ползущим танкам. Я наслаждался зрелищем и не сразу заметил подплывающий баркас. Люди поняли, что мы делаем фильм, и бросились сюда, чтобы выхватить лангустов, которых мы обнаружили!

Рыбак принялся за дело без зазрения совести,

совсем рядом, едва не задевая мою маску. Он начал с того, что промахнулся, попав лопаткой в середину сетки и разорвав ее. Однако затем он быстро наладил дело, и из трех десятков животных, составлявших колонну, только двое сумели спастись.

Эта резня потрясла меня. Я никогда не думал, что такое возможно, и мне передался ужас лангустов! Это были всего лишь примитивные животные, членистоногие, но охвативший их ужас был почти осязаем. Во всяком случае, я разделял его. Бедняги, избежавшие истребления, кувыркались растерянные, обезумевшие, с антеннами, уставленными в небо. Они потеряли ориентацию и не знали, в какую сторону направиться. Наконец они отыскали небольшое углубление в песке, где залегли словно собаки, чувствующие приближение смерти. Они опустили антенны и перестали двигаться. Они не умерли, но потеряли свой жизненный разум.

И тогда я увидел, как лопатка снова дважды опустилась. Хоп! Хоп! — два экземпляра, ненадолго избежавшие общей участи, тоже попадут на богатую флоридскую кухню.

Рыбаки сообразили, что мы не только не составляем им конкуренции, а, напротив, сами не желая того, указываем им место добычи, что мы здесь «к добру». У нас даже возник с ними некоторый контакт. Это были бедные люди, для которых ловля лангустов составляла значительный источник существования. Мы купили у них несколько штук «на корню», и они были рады: здесь, как и на Контуа, торгуют лишь остатками. Почти весь улов они продают багамским посредникам, приходящим сюда на больших судах-рефрижераторах. Рыбаки возмущались их бесхозяйственностью, но с экологической точки зрения потери здесь были меньше, чем на Контуа, ибо отбракованный товар выбрасывался в море, а не оставался, как там, на побережье.

Все относительно. Назавтра, во второй, и последний, день ловли, мы отправились побеседовать с оптовиком, владельцем судна. Он был в негодовании от того, что отходы промысла лангустов не используются на их разведение. Мы не могли переубедить его.

Приложение III

Средиземноморские мероу

Мероу всегда были в некотором смысле нашими кумирами. После изобретения автономного скафандра почти всякий раз, когда мы предпринимали новую подводную прогулку, нас ожидало «приключение» с каким-нибудь очередным мероу. С прежними впечатлениями я привожу здесь отрывок из моей первой книги «Мир безмолвия» переизданной издательством «Лаффонт» в 1979 г. Я мог бы рассказать и о мероу Жожо, с которым мы познакомились в Красном море, очаровавшем всю экспедицию.

Рыбы по-разному проявляют свое любопытство. Иногда во время подводной прогулки, быстро обернувшись назад, можно было увидеть множество морд, с интересом наблюдающих за нами. Морской волк приближался, прощупывал нас глазами и уклонялся в сторону. Денти (Denti), проходя мимо, бросала на нас презрительный взгляд. Лишь (La liche) выказывала равнодушие, но все равно подходила поближе и быстро удовлетворяла свое любопытство.

Мероу не таков. Мероу прилежный наблюдатель, он относился к нам с искренним интересом. Он подходил вплотную, трогательно уставившись большими добрыми глазами. Он изучал нас очень внимательно. Масса средиземноморского мероу может достигать пятидесяти килограммов. Мы загарпунивали тридцатикилограммовых мероу и промахивались по таким, которые имели вдвое большую массу. Эта рыба — родственница других видов каменных окуней, например калифорнийского мероу, достигающего четверти тонны. Мероу часто можно видеть у берега, но всегда в окрестности своего жилища. Некоторые дерзко выбирают местожительством гроты на двухметровой глубине — таких охотники истребляют первыми. Мероу, обитающие на большей глубине, менее осторожны. Они редко покидают убежище и проводят жизнь, рассматривая мир из своего окна.