Сюжеты
Шрифт:
Шли годы. Быт его становился все более прочным и предсказуемым, но эта стабильность его не радовала. Давно уже в своем пароходстве был он в штате, уже и его обязанности не ограничивались переводами. Они почти незаметно расширились, укрепив его общественный вес, но все, что другому было бы лестно, вызывало у него раздражение. Унылый, затянувшийся сон! Он верил, что однажды проснется.
Нить, связывающая его родителей с миром, меж тем становилась все тоньше и тоньше. Было понятно: они - не жильцы. Неясным было, кто первым оставит это запущенное жилье, тесные полутемные комнаты. Первым оказался отец.
Спустя полгода не стало и матери.
Оставшись один, он ужаснулся. Не только непоправимой утрате, не только возникшей вокруг
Возможно, тут и была ошибка? Возможно, выигрывают лишь те, кто может броситься в водоворот, не думая, вынырнут или нет. Нужны не взвешенность, не дальновидность, нужны отвага, кураж, азарт. Нужна слепая, глупая юность.
Он понял, что такое открытие может стать гибельным для него. Необходимо его опровергнуть. Явилось спасительное сомнение: так ли уж необходимы странствия? Сколько людей хотело б родиться в этом городе с собственным лицом, в городе и звучном, и пестром? Зима здесь тепла, весна обнадеживает, от запаха моряны хмелеешь. Эти две комнаты с галереей, с окнами на двор с подворотней, пусть в них и маловато света, - это его родовое гнездо. Они и дают ему чувство тыла. Ждет ли его хоть где-то в мире еще одна крыша над головой?
Не бог весть какие якоря, и все-таки, уцепившись за них, он вновь ощутил под ногами дно. Еще немного усилий разума - он выплывет, выплывет непременно. Он даже не утратил спокойствия, услышав о том, что та, кто так долго мутила его душу и голову, скоропалительно вышла замуж за еле знакомого культуртрегера, впрочем, с довольно заметным именем. Слава Богу! Когда-то, в шалые дни, она едва его не толкнула на небезопасную эскападу с непредсказуемыми последствиями. Вот чем она кончилась для нее - супружеством с пожилым профессором. Старшей сестре он сказал с усмешкой: "В карьере она не преуспела, надеюсь, что преуспеет в браке". Великодушие не без яда. Однако эта невинная колкость была приятна его собеседнице. Их расположенность друг к другу росла и крепла день ото дня. Должно быть, это и есть его женщина. Стойкий неизвестный солдатик! Она об этом и не догадывалась, но это ее каждодневный подвиг заставил его на очень многое взглянуть совсем иными глазами. Как трогательно и как ненавязчиво она подпирала его плечом в самую трудную его пору! Вот кому он действительно дорог! И сколько же лет она ждет его слова. Надо уметь быть благодарным.
И все же прошел немалый срок, пока он созрел для главного шага. Не признаваясь себе самому, он все еще ждал поворота судьбы, ждал неожиданной перемены. Эта мальчишеская страсть упрямилась, не хотела сдаться.
Но, видно, в конце концов - унялась. Великий день его жизни настал. И на торжественное событие приехала младшая сестра. Вместе с мужем - теперь он стал его родственником.
Герой наш украдкой к нему приглядывался. То был немолодой человек, впрочем, державший себя молодцом, что называется - в струне. Отменно воспитанный, очень учтивый, с благожелательной улыбкой, видимо, сильно влюбленный в жену. Время ее не обошло, она и подсохла, и малость поблекла, но все еще была хороша. Больше того, он обнаружил, что это усталое лицо, осунувшееся, потерявшее краски, стало ему еще роднее. Не слишком просто дались ей годы! Насколько площе и одномерней была его собственная биография.
Тут-то я подобрался к ответу: вот оно, главное событие - жизнь, прошедшая без событий. Чем не решающий поворот? И то, что это действительно так, автор знает не понаслышке. Он убедился, что громы и молнии значительно менее драматичны, нежели эта мертвая зыбь. Подобно тому, как
А, впрочем, для особых поклонников события-вспышки я приготовил эффектную зарницу сюжета. Весь день мой герой с глухим раздражением (от этого оно только росло) мог наблюдать, как все довольны. Его нареченная вся лучилась, точно церковный купол на солнышке, наконец-то она его заполучила, закончилось ее стародевье. И склеротическая мать, уже не участвовавшая в жизни, будто прилепила к губам сладкую паточную улыбку - в этой пародии на существование, оказывается, случаются радости. Повеселела столичная гостья, счастливая счастьем своей сестры - возможно, младшая подсознательно чувствовала вину перед старшей и вот - освободилась от комплексов.
Ее несомненная удовлетворенность была особенно нестерпима. Похоже, она ни о чем не грустит. И уж совсем не грозит ей тоска, которая сейчас его точит. Он вновь посмотрел на сидевшую женщину, которая стала его женой, - вот, значит, всё, что может мне дать, что может мне предложить моя жизнь! С какой-то непостижимой ясностью он вдруг увидел свою судьбу - ее начало, ее завершение. Случится то, чего больше всего он так боялся на этом свете: весь век проживет на этой улице и сдохнет в доме, в котором родился.
Его мазохистское воображение показывало ему картинки, которыми он обречен любоваться до своего последнего дня. По запыленной горбатой улице спускается до остановки трамвая, подходит томатного цвета вагон, набитый человеческим мясом, и едет он в свое пароходство. Мелькают знакомые дома, знакомые вывески и киоски, даже если опустишь веки, знаешь, где едешь, что за окном. Тем же путем в положенный час - назад, в свои полутемные комнаты. Съедает бурый гороховый суп, фирменное блюдо жены, они перебрасываются фразочками, обозначающими общение. Супруга год от года все больше напоминает ему свою мать с ее блуждающей глупой улыбкой и словно отваливающейся челюстью. От скуки выйдя на галерею, он смотрит на захламленный двор, на чахлое деревце, под которым его соседи, два старика в застиранных майках, играют в нарды, неутомимо стуча кругляшками. Сквозь подворотню во двор доносятся гортанные южные голоса - мальчишек, внезапно ставших юношами, выманивает на улицы вечер.
Его захлестывала с головой глухая мстительная досада, ей нужно было найти мишень, чтоб вырваться наружу, излиться. Но надо ль искать, вот он сидит прямо напротив, московский родственник, с его невыносимой учтивостью, которая хуже любой враждебности. Чем заслужил этот господин, старше почти двадцатью годами, с его энглизированной сухощавостью, с белой щеточкой под ястребиным носом, чем заслужил он свою уверенность, свою удавшуюся судьбу, чужую женщину? непонятно. Неужто только местом рождения? Какая в этом несправедливость!
Трех рюмок хватило ему, чтоб сорваться, чтоб чувства стали неуправляемы. Всё, что бродило в нем, вызревало, копилось в эти долгие годы, всё выплеснулось за две минуты. Он понимал, что несется в пропасть, но остановиться не мог. В каком-то дыму перед ним мелькали испуганное лицо новобрачной, бессмысленная улыбка тещи, брезгливая гримаска соперника и бледное дорогое лицо, не выражавшее ничего, кроме обидного сострадания.
Дождавшись утра, гости уехали, хотя собирались пожить недельку. Так много лет ее не было в городе, и вот - провела в нем чуть больше суток. Естественно, по его вине. Но это еще не все последствия. Та, кто со вчерашнего дня стала его женой, оказалась гораздо более чутким созданием, чем он полагал, - и все поняла. Попытки заслониться волнением, водкой, жарой не имели успеха. Его очевидное отчаянье в торжественный день, ее унижение и многолетняя ревность к сестре - все это стало взрывчатой смесью. Она объявила, что брак распался и он бесповоротно свободен.