Т-34 — истребитель гархов
Шрифт:
Ладугин увидел облака и слепое солнце, проступающее сквозь серые клоки тусклой копейкой. Штурвал на себя! Не помогает. В наушниках закричал Женька Смагин: «Командир, мы падаем! Штурвал!»
Кой черт падаем, на солнце?! Двигатели застонали, как будто и в самом деле машина вошла в пике. Что за…
— Прыгаем, командир! Саня, прыгай! Ленька, пошел! — надрывался в наушниках Смагин.
— Штурман, без паники! Ты что, не видишь? — крикнул Ладугин, перекрывая вой моторов, и тусклое солнце погасло.
Глава 4
ОЛЬГА
Когда пули попадали в стволы не по касательной, а впивались в толстый
Суворин перевернулся на спину и лежал, глядя в небо сквозь ажурную дубовую крону. Когда очередная пуля обрушивала вниз прохладный дождик, Иван счастливо жмурился. Было прохладно, как от струи «шипра» из пульверизатора в парикмахерской, свежо и весело.
— Марис, пора? Минут пять уже молчим. — Иван скосил глаза на латыша, закусив зубами сочную вкусную травинку. Травинка напомнила ему Неринга, без которого, говоря по правде, Иван скучал. Вот ведь немчура немчурой, а мужик что надо. И знает не меньше Ковалева, и не трус. И драться умеет. Иван даже потрогал свою челюсть: он почти наяву услышал тонкий звон, зудевший в его голове добрых полчаса после того удара. Силен Витька белобрысый, силен. Где-то он теперь, чудо-Неринг? Сознание Суворина отказывалось признавать, что немец наверняка снова в строю, умело воюет и поджигает советские танки — а какие еще варианты? Сказал — стрелять в вас не буду. Ну, сказал. Откуда он знает, где мы, а где не мы. Сквозь броню не видать вообще-то, кто там внутри за рычаги дергает. Да куда ему деваться? Человек военный, себе не принадлежит. Враг тоже думать не станет: принимай, Неринг, свой батальон, да воюй!
Всякий раз, когда собственные мысли или события вокруг развивались в неприятном направлении, Ивана охватывала жажда действовать, сравнимая по силе разве что с желанием чесать комариные укусы.
— Марис! Ну, пора ведь? — Суворин поерзал ногами по траве, подтягивая автомат под правую руку, и замер распластанной ящерицей, сердито глядя на товарища выпуклыми карими глазами.
Марис неотрывно смотрел на стрелки командирских часов.
— Подожди, торопыга, еще целых двадцать секунд. — Прибалт специально тянул гласные, поддразнивая Суворина своим нарочитым акцентом. Иван хотел было вскипеть, но остыл, увидев, что уши Мариса ходят ходуном от стремления не рассмеяться.
— Теперь точно пора! Встречаемся здесь. Раз. Два. Три! — Марис оттолкнулся от сырой травы и, пригнувшись, побежал влево, часто останавливаясь и давая короткие очереди вверх. Через пятнадцать шагов он достал гранату и зашвырнул в чащу, продолжая стремительный бег и стрельбу.
Иван бежал направо, швыряя гранаты в кусты и тоже стреляя в небо.
Наступила пауза. Суворин прополз в густых кустах и выглянул на болото.
В сотне метров от первых деревьев долговязый капитан с пистолетом в руке орал, поднимая взвод бойцов. Они вставали из болотной жижи, и было видно, что больше всего на свете им хочется упасть на сухую твердую землю и лежать неподвижно, ни о чем не думая. Где-то справа и слева тоже кричали люди, лаяли собаки, но Иван видел только то, что видел.
Спотыкаясь
— Ты чего?
— Они с собой минометы тащат, — Марис махнул рукой в ту сторону, откуда только что прибежал. — Пора прятаться в железную коробочку, Ваня, пора!
Иван не спорил. Отдышавшись пару минут, танкисты перебежали через прогалину, мимо кострища своей ночной стоянки и под свист редких пуль запрыгнули в танк, неотличимый от окружающего кустарника даже с десяти шагов. Танк был повернут в сторону бора, а башня смотрела назад, на прогалину. Марис уселся на командирское место, а Иван привычно юркнул в водительский люк. Совсем рядом, на границе прогалины противно жахнула мина. По броне застучали осколки, а затем сверху посыпались срубленные веточки и сбитые ударной волной кусочки коры и шишки.
Марис снял шлем, внимательно его осмотрел и снова надел, подключив шлемофон к сети.
— Ваня, как слышишь?
— Да слышу, — недовольно буркнул Суворин. — Что там? Мины?
— Думаю, через пару минут и бойцов поднимут. Сейчас приготовлю орудие, чтобы попугать как следует. Похоже, они совсем необстрелянные.
Ствол пушки подвигался влево-вправо и опустился до предела вниз.
— Вань, наших еще не видно?
— Кругом наши: что сзади, что спереди, — хохотнул Суворин. — Как с твоей стороны появятся, дай знать!
— Ты услышишь, дорогой товарищ Ваня, — пообещал Марис. — Ты все услышишь, это я тебе обещаю!
На противоположном крае прогалины, возле дуба, где недавно отлеживались Иван-да-Марис, мелькнула испачканная в грязи фигурка стрелка. Похоже, преследователи добрались до открытого пространства и теперь замерли, глядя на буйное великолепие разнотравья.
— Ваня, сейчас чуть подумают, да начнут артподготовку. Заводи только по команде, и сразу — полный газ.
— Есть, командир, — серьезно отозвался Суворин. — У них противотанковое ружье имеется, не только минометы. Придется быстро уходить, они-то нас точно жалеть не будут, когда опомнятся. Тьфу ты, мать твою, ситуация…
Противно загавкали минометы, и по прогалине запрыгали черные столбы земли, приближаясь к укрытию.
— Ого! У них четыре миномета, это как минимум! Представь, это хозяйство через болота тащить! Вот бедолаги! — Марис лязгнул крышкой люка и припал к прицелу. — Подождем, когда пойдут через поляну, дадим три подряд — и уходим. Как понял?
— Есть три подряд и уходим!
Когда минометы смолкли, от дуба отделился долговязый капитан. Он некоторое время постоял, с тоскливой ненавистью глядя на освещенную солнцем прогалину, затем зовущим жестом взмахнул пистолетом, поднимая солдат. Красноармейцы вышли на открытое пространство, и солнце вдруг разошлось, освещая и нагревая все, что не в тени. Измученные переходом через болото и перестрелкой с деревьями, солдаты выглядели усталыми и равнодушными, как будто это не они, а их преследовали и загоняли в гущу синего бора. Капитан что-то крикнул, обернувшись к бойцам, и пошел через прогалину.