Т-34 — истребитель гархов
Шрифт:
Второй листок был копией служебки, объявлявшей в розыск мятежный экипаж, провалившийся сквозь землю вместе со своим танком.
Третий листок составили аналитики. Особое внимание обращалось на то, что танк с бортовым номером 100 был разбит под Прохоровкой прямым попаданием снаряда и восстановлению не подлежал. Имена экипажей разбитого танка и танка-призрака совпадали. Вместе с танком-призраком исчез и уцелевший под Прохоровкой стрелок-радист Чаликов, переведенный в разведку после гибели экипажа.
У Седого засосало под ложечкой. Подложный танк
Постепенно Арсен выработал последовательность действий. Первое — передать копии документов Вальтеру через агентуру в нейтральных странах. А он пусть просветит насчет немца — что еще за Неринг? Второе — поставить под контроль поиски танка. Не иголка, объявится. Нет, ну что за причуда — таскать с собой груду железа! Главное, чтобы по ним палить не начали, ума хватит.
Серапионов наполнил четвертую чашечку, опрокинул ее содержимое в рот и протянул руку к кнопке звонка.
— Андрей, голубчик, вызови ко мне Шалдаеву.
Пусть прихватит в канцелярии копии сегодняшних сводок и донесений. Предупреди Ливневского — будет посылочка австрийскому кузену. С контрразведкой свяжусь сам. Действуй.
За адъютантом мягко закрылась дверь. Генерал подошел к настенной карте и отодвинул занавески.
— Курск, Курск… Танк — не иголка. Отыщется. А я бы его бросил к чертовой матери. Ну куда с ним? Во всяком случае, единственная зацепка. Найду танк — найду всех.
Август сорок третьего был щедр на утренние туманы. Сырые крылья палатки впитывали влагу и бессильно провисали под собственной тяжестью. Броня танка серебрилась тончайшей пленкой, сотканной из мелких водяных шариков. На стволе пленка росы скатывалась вниз, собираясь в тоненькие извилистые ручейки, и повисала крупными каплями.
Ковалев лежал и хмурился. Витька Чаликов и Ваня Суворин — каждый поодиночке — могли доставить массу хлопот любому педагогу. Вместе они были невыносимы — с точки зрения дисциплины, разумеется.
Суворин и Чаликов должны были вернуться из разведки затемно, но задержались. Интересно, что они придумают в свое оправдание?
Капитан поднес к глазам белый жетон и прижал кнопку пальцем. На матовой поверхности засветился одинокий зеленый треугольник. Он медленно вращался, не показывая никуда. Значит, до перекрестка было не меньше ста километров. Оставалась самая малость — завершить рекогносцировку и определиться с маршрутом. В разрушенном монастыре удалось и заправиться под завязку, и боеприпасами разжиться сверх всякой меры, и продовольствием запастись. Как он назывался, этот монастырь? Что-то ароматное, вкусное. А, да, Яблонова пустынь. Чудно-о-о.
Ковалев сел, скрипнув зубами. Ребра и лежа ныли чувствительно, а уж шевелиться было совсем тяжко.
— Обидно получать от своих. Да какие они свои, сволота тыловая. — Александр говорил вполголоса, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Так
— Помоги встать, будь другом.
— Лежать бы тебе, Александр Степанович. — Латыш бережно приподнял командира, подхватив под мышки.
Ковалев вышел из палатки, опираясь рукой о плечо заряжающего.
От поляны, где под развесистым дубом стоял танк, с небольшого лесистого пригорка спускалась дорога и взбиралась на соседний пологий холм, так же поросший редкими узловатыми дубами. Дорога была так себе, почти никакая — две песочные полосы, изрядно затянутые изумрудной муравой. Если по этой дороге и ездили, то не этим летом.
— Для нашего танка лучше не придумать. — Ковалев незаметно для себя продолжал размышлять вслух и вздрогнул, когда Марис произнес в ответ неизменное «так точно!». «Что-то много я болтаю», — подумал Ковалев, смутившись. Чтобы скрыть замешательство, капитан отошел к ближайшему дубу и прислонился к нему спиной.
— Марис, разводи костер. Надо нашу разведку горячим накормить. Давно ты их видел?
Марис ответить не успел.
— Правильно, молодой человек, верно, в деревьях самая сила, — промолвил женский голос, — вы прижмитесь к нему покрепче. Не сразу, конечно, но полегчает.
От неожиданности Александр закашлялся, сильнее обхватывая ребра, отзывавшиеся резкой болью. Марис застыл у сложенного костра, держа в руке открытый коробок со спичками.
Старушка была мала ростом, да еще и согнута в три погибели. Ее поясница поверх телогрейки была укутана теплым коричневым платком в крупную светлую клетку. На голове старушенции был мужицкий треух, в руке — отполированный дубовый посох, сухой и узловатый. На руках старушка носила смешные перчатки с обрезанными пальцами. Из-под треуха торчал вздернутый носик.
— Вы бы, Андреевна, присели с дороги. — Суворин вытащил из люка свернутый брезент и пару мешков, соорудив подобие мягкого кресла.
— Спасибо, Ванечка, спасибо, соколик, я погожу сидеть. — Старушка подошла к изумленному Александру и, высоко подняв левую руку в смешной беспалой перчатке, проворно ощупала его грудь и бока. Ковалев было приготовился зашипеть от прикосновений гостьи, но боли не почувствовал. Наоборот, его охватило сухое приятное тепло. Вспомнилось детское ощущение покоя и уюта от бабушкиных ладоней.
— Вы что, с неба свалились? — только и вымолвил капитан, обводя взглядом возникшую вдруг троицу.
Витька Чаликов щурился своим московским прищуром и улыбался, поигрывая изящной финкой. Нож трепетал в ловких пальцах серебристой рыбкой. Коренастый Суворин подошел к капитану медвежеватым строевым шагом, приложил руку к пилотке и рывком опустил ее.
— Товарищ капитан, разведгруппа вернулась с задания в полном составе. Разрешите доложить?
От подчеркнуто уставного обращения Ковалев быстро пришел в себя.