Т. 04 Дорога доблести

Хайнлайн Роберт Энсон

— Ты думаешь, я это делаю нарочно?

— Я знаю, что это так. Игра. В кошки-мышки.

— Ты пытаешься выставить меня дураком перед моими джентльменами?

— Нет, ваше величество. Я не могу выставить вас дураком. Только вы сами способны сделать это.

— Ах так! А ты понимаешь, что я могу уничтожить тебя там, где ты стоишь?

— Ваше величество, я в ваших руках с той секунды, как вступил в ваши владения. Чего вы хотите от меня? Должен ли я дальше карабкаться по этой движущейся лестнице?

— Да!

Так я и поступил, но лестница перестала растягиваться, и высота

ступеней снизилась до вполне приемлемых семи дюймов. Через несколько секунд я добрался до Сатаны — вернее, до его раздвоенных копыт. А потом оказался в нежелательной близости к нему. Дело не только в том, что его близость наводила ужас — я мог достаточно крепко держать себя в руках, — но от него несло! От него разило мусорными баками, протухшим мясом, циветтой [241] и скунсом, серой, затхлыми комнатами и газами из больных кишок — всем этим сразу и многим еще. Я сказал себе: «Алекс Хергенсхаймер, если ты позволишь спровоцировать себя на рвоту, ты потеряешь все шансы на то, что он сведет тебя с Маргой. Так что не вздумай блевать. Держи себя в руках».

241

Циветта — пальмовая циветта, нандиния, единственный представитель семейства циветтовых, обладает резким неприятным запахом, особенно усиливающимся в момент опасности.

— Этот стул для тебя, — сказал Сатана, — Садись.

Рядом с троном стоял стул без спинки, такой низкий, что каждый, кто на него садился, неизбежно терял возможность сохранить достойную осанку. Я сел.

Сатана взял манускрипт рукой столь огромной, что обычные машинописные страницы выглядели в ней как колода игральных карт.

— Я прочел это. Недурственно. Слегка многословно, но мои редакторы подсократят. Впрочем, лучше так, чем излишняя лаконичность. Однако нам нужен конец… написанный тобой или писателем-призраком. Лучше, конечно, последним; рукопись должна быть выразительнее, чем получилась у тебя. Скажи, ты не думал писать ради хлеба насущного? Вместо того чтобы проповедовать?

— Не думаю, чтобы я обладал нужным талантом.

— Талант-шмалант. Ты бы посмотрел на ту чушь, которую публикуют. Кстати, тебе придется подработать сексуальные сцены: современный потребитель хочет, чтобы такие сцены были сочны. Впрочем, пока забудем об этом. Я тебя позвал не для того, чтоб обсуждать твой литературный стиль и его слабые стороны. Я вызвал тебя, чтобы сделать предложение.

Я молчал. Он тоже. Спустя какое-то время он спросил:

— Тебя не интересует, в чем оно заключается?

— Ваше величество, конечно, интересует. Но из опыта общения с вами наш род извлек урок: человек должен быть крайне осторожен, вступая с вами в торг.

Он хмыкнул, и фундамент здания содрогнулся.

— Бедный маленький человечишка, неужто ты думаешь, что я стану торговаться из-за твоей душонки?

— Не знаю, чего вы хотите, однако я не так ловок, как Фауст, и далеко не так умен, как Дэниел Уэбстер. А значит, должен быть сугубо осторожен.

— Да брось ты! Не нужна мне твоя душа. Сегодня спрос на души плохой; их слишком

много, а качество сильно ухудшилось.

Я могу за пятак купить их целый пучок, как редиску. Нет, они мне не нужны, я ими уже затоварился. Нет, святой Александр, мне нужны твои услуги. Твои профессиональные услуги.

(Тут я сильно встревожился. Где здесь ловушка? Алекс, где-то тут заложена мина. Будь внимателен! Что он задумал?)

— Вам требуется мойщик посуды?

Он опять хмыкнул, это потянуло по шкале Рихтера на четыре целых и две десятых балла.

— Нет, нет, святой Александр. Мне требуются твои профессиональные услуги, а не та крайность, до которой тебе пришлось временно опуститься. Я хочу нанять тебя в качестве толкователя Евангелия и проповедника Библии. Я хочу, чтобы ты занимался христианским бизнесом так, как тебя учили. Тебе не придется добывать средства к жизни или ходить с подносом, собирая деньги на пропитание; зарплата будет хорошая, а дела — мало. Что скажешь?

— Скажу, что вы меня обманываете.

— А вот это уже нехорошо. Никаких фокусов, святой Александр! Ты волен молиться, как молился всегда, ограничений никаких! Твой титул будет «личный капеллан Сатаны и примас ада». Свое свободное время — хочешь много, хочешь — мало, это зависит от желания — ты можешь проводить, спасая погибшие души… тут их хватает. Насчет зарплаты ты можешь поторговаться, но она будет не меньше, чем получал папа Александр Шестой — самый знаменитый хапуга в истории. В общем, тебя не обжулят, обещаю. Что скажешь? Ну?

(Кто из нас спятил? Дьявол или я? Или мне снится один из тех кошмаров, которые преследуют меня последнее время?)

— Ваше величество, вы не упомянули ничего из того, что я хочу.

— Ах, вот как! Но деньги же всем нужны! А ты разорен, ты не можешь оставаться в своем роскошном «люксе» даже еще на одну ночь, если не подыщешь работу, — Он постучал пальцем по манускрипту, — Эта штука, может, когда-нибудь и принесет тебе доход. Но не скоро. Под нее я тебе в долг не дам ни гроша; ведь рукопись может оказаться и убыточной. В наши дни рынок завален всякими боевиками типа «Как я был пленником Князя зла».

— Ваше величество, вы прочли мои мемуары и знаете, что мне нужно.

— Да? Ну-ка, назови.

— Вы знаете. Моя возлюбленная. Маргрета Свенсдаттер Гундерсон.

Он сделал вид, что удивился.

— Разве я не послал тебе записку насчет нее? Ее в аду нет.

Я почувствовал себя как пациент, который держался твердо, пока не принесли результаты биопсии… и не выдержал дурных новостей.

— Вы уверены?

— Конечно, уверен. Как ты думаешь, кто тут командует?

(Князь лжи. Князь лжи!)

— Но откуда такая уверенность? Я слышал, что тут учет поставлен скверно. Человек, говорят, может провести в аду годы, а вам по тем или иным причинам это остается неизвестным.

— Если ты слышал такое, то тебе солгали. Знаешь, если ты примешь мое предложение, то сможешь нанять самых лучших специалистов в истории, от Шерлока Холмса до Эдгара Гувера, и обыскать все закоулки ада. Впрочем, все равно даром выбросишь деньги на ветер: та, кого ты ищешь, вне моей юрисдикции. Я говорю тебе это со всей ответственностью.