Та, что будет моей
Шрифт:
Даже не обняла, нет — впечатала его в себя, словно схватила самое дорогое.
— Я действительно думала, что ты просто мной воспользовался…
— Прозвучит странно — но я думал то же самое.
Она подняла на него взгляд и улыбнулась:
— Бросила тебя? Я?! Да я с ума по тебе сходила тогда.
— А сейчас?
— А сейчас стала умнее.
Он тоже улыбнулся, прекрасно понимая, что так она просто слилась с очевидного ответа. То, что чувства, как бы они там не назвались до сих пор есть, он даже не сомневался, но главное крылось в другом — осознавая это он не мог
Однажды она уже нашла в себе титановые силы вычеркнуть его из своей жизни, так кто даст гарантии, что этого не произойдет и теперь?
Никогда у него не случалось прежде подобных мыслей, просто не было необходимости забивать голову чем-то таким, но с ней никогда и не было так, как он привык. И он, наступив на горло своему эго, должен был признать, что в их шатком тандеме не всегда все зависит от него.
Почему-то сейчас, обнимая ее, он вдруг вспомнил о Джессике. И как бы цинично это не прозвучало — сравнивал этих кардинально разных девушек, сравнивал свои ощущения по отношению к обеим и понял, что вторая, не смотря на свою где-то даже беспрецедентно яркую внешнюю, проигрывает Веснушке в сухую.
Не было у него к ней ничего даже близко похожего, одно визуально-эстетическое удовольствие. А здесь… здесь что-то совсем другое. Что-то из самой глубины. Как настырный росток сквозь асфальт — не должно быть такого, силы не равны, а он все равно упорно пробивается.
— Через два часа Валюше просыпаться в детский сад, — медленно моргая, оповестила Веснушка. Усталость стала брать свое — обоих безбожно стало клонить в сон. — Сам понимаешь… Она хоть и маленькая, но все-таки. Ещё и в саду все расскажет.
— Я уеду, — перебирая ее спутанные волосы, кивнул он. — Еще пятнадцать минут и буду собираться.
Но спустя пятнадцать минут спали оба.
Часть 17
Вишневский проснулся от аромата сырников, тот настойчиво пробирался в мозг, раздражая вкусовые рецепторы: "Вставай! Ну вставай уже!".
Вытащив руки из-под подушки он перевернулся на спину и надавил подушечками пальцев на глаза.
В комнате было солнечно и прохладно, свежий утренний ветер гулял по маленькой спальне, надувая белоснежный тюль невесомым пузырем.
"Не уехал все-таки" — мелькнуло в мыслях. — "Ну и ладно"
Отыскав на полу брюки, просунул свои атлетические ноги в штанины и застегнул ремень, потом аккуратно приоткрыл дверь, выглянул в коридор. Вышел и, стараясь не отсвечивать, прошел мимо комнаты дочери — той определенно уже не было дома. А вот ее мама была — стояла возле плиты, переворачивая румяные сырники.
Вишневский залюбовался. Ее волосами — с запутанными в них солнечными лучами они смотрелись особенно ярко; выглядывающими из-под удлиненной футболки бедрами. Он вспомнил какова на ощупь ее кожа и ощутил, что теперь абсолютно точно проснулся. Весь.
Возникло непреодолимое желание вмешаться своим присутствием
Вернувшись через несколько минут он застал ее у стола, наливающую свежезаваренный кофе. В этот раз незамеченным остаться не получилось: она улыбнулась, увидев его, и он понял, что завтрак придется отложить на попозже.
— Я не знаю, какой кофе ты пьешь. Вот, — немного смущенно приподняла прозрачную колбу. — Обычная арабика. Могу добавить молока, если хочешь…
— Спасибо, не нужно.
— Я оставила тебе на краю раковины новую зубную щетку…
— Я видел. А где Валюша?
— Она уже два часа как в садике, я не стала тебя будить. Садись. Тебе сырники с вареньем или сгущенкой?
— С вареньем, — он подошел к ней вплотную и, не выжидая больше не секунды, накрыл ее губы своими. — И сгущенкой.
Забрав из ее рук кофейник, не глядя поставил тот на стол и поднял девушку на руки. Даже не так — подбросил, заставив ее уцепиться за него руками и ногами. Глубоко дыша, снова поцеловал, перемещая ладони чуть удобнее и чуть ниже…
— Ты что, без белья? — удивление на мужском лице было неподдельным.
— Я душ принимала после того как Валюшу отвела…
И тут он понял — здесь его ждали. И здесь ему определенно рады.
Хороший кофе и качественный секс — два кита, на чем держится удавшееся утро каждого мужчины. Почему не три? Третий — сигарета, но у Вишневского этот кит отвалился за ненадобностью, поэтому он прокачивал своих двух. Доводил, так сказать, до совершенства. Кофе у Веснушки был, конечно, так себе, ну а в остальном… Артур был удовлетворен. Целиком и полностью. И пусть со стороны техники там явно не хватало практики и руки (ну пусть будет ее) мастера, то своей чувственной стороной она просто сводила его с ума. Дробила мелкой картечью разум и укладывала в штабеля его взгляды как должно быть и как правильно. Она определенно была самой чувственной женщиной из всех, с кем ему довелось делить постель. А таких, признаться, было немало.
Она не думала о том, как выглядит или в какой тональности звучат ее стоны, не боялась выглядеть глупо, она его просто… любила. Так, как не делал никто до нее.
Или, может, дело в было в его внутренних ощущениях?
Определенно было, потому что прежде он просто блестяще выполнял свою миссию, инструментом, что с барского плеча отписала ему природа, а с ней вдруг понял, что впервые хочет… угодить женщине. Чтобы она даже краешком мысли не подумала, что где-то может быть лучше. Ни на сантиметр. Вообще. Совсем. Даже в шутку.
Он вспомнил, как несколько лет назад впервые увидел вблизи ее вспыхнувшие от возмущения веснушки и почему подумал о том, что хочет посмотреть на них в момент ее наивысшего наслаждения. Тогда эта мысль показалась ему едва ли не кощунственной, а сегодня он наконец-то увидел то, что визуализировал тогда. И поймав этот пик, ощутив его каждой клеткой, каждым оголенным нервом своего тела, эгоистично осознал, что она — его. Окончательно и бесповоротно.
Никто и никогда больше к ней не притронется.