Та, что меня спасла
Шрифт:
– Расслабься, Прохорова. Минутная слабость. Мысли вслух. Имею на них полное право, точно так же, как и ты сейчас – мудрствовать о моей внешне-внутренней красоте. Мы как два бойца, встретившихся спустя много лет. У каждого – свои битвы и поражения, опыт и старые раны. Можем вспомнить былое или похвастаться победами. Да и печалями поделиться, что уже немало. Именно поэтому я тебя не брошу в беде и не выставлю за дверь. На остальное – плевать. Даже если ты вдруг преступница.
– Я не преступница, – почему-то от последнего его предположения неуютно.
–
У него руки удивительно гибкие и чуткие. Он словно ловит в воздухе нечто никому невидимое. И по его взгляду я понимаю, что уже почти лишняя. Ну и хорошо. Вот и славно. Хоть кому-то от меня польза.
Я занимаюсь привычным – готовкой. Когда заняты руки, голова отдыхает. Что задумал Эдгар? Мне показались странными его просьбы. Сменить телефон, например. Сам он не звонит, а только пишет. С другого номера. Пока меня не было, что-то случилось?.. Или это просто игра, чтобы острее почувствовать свою изоляцию и одиночество? Как бы там ни было, я обещала ему доверять. И от него потребую того же. Особенно, когда он узнает, где я осела.
Телефон звонит неожиданно. Я дожариваю мясо и ставлю пирожки в духовку. Вздрагиваю невольно. Аль где-то там, потерялся на просторах своей необъятной квартиры.
Осторожно жму на приём. Телефон снова незнакомый.
– Привет, – и сразу дрожат колени, а ресницы становятся влажными от слёз, что брызжут во все стороны фонтаном. От этого голоса, от дрожи, что проходит по телу, от нахлынувших эмоций.
– Эдгар, – шепчу, судорожно вздыхая.
– Моя Тая, – отзывается он тут же. Наверное, будь в моей ладони чуть больше силы, я бы раздавила телефон. – Как же я соскучился по тебе. Невыносимо.
Я опускаюсь на стул: в прямом смысле – ноги не держат.
– Не молчи, пожалуйста, – просит он. – Так тяжело тебя не слышать.
Тоскующий Гинц – незнакомый мне зверь. Открытый, как рана, и я вдруг понимаю: если он пустил меня туда, под свой панцирь, значит я достучалась до него. Смогла.
– Я… не знаю, что сказать, – говорю правду. Это тот самый момент, когда ты мальчику признался в любви, а он промолчал в ответ. Там, где-то далеко, сидит мой муж, так и не сказавший ответных слов на моё послание. Но я чувствую: вот то, что происходит с нами сейчас, наверное, сильнее слов. Правда, что бьёт откровенностью и недосказанностью.
– Расскажи, что ты делаешь. У тебя там какие-то странные звуки.
– Жарю мясо, – вскакиваю и кидаюсь к плите. Надо перевернуть. Лук и перец ещё.
– Редкостная гадость? – посмеивается он.
– Нет, в этот раз должно получиться вполне сносно.
– Я бы сейчас из твоих рук что угодно съел.
Он не спрашивает, где я и с кем. Знает? Вычислил? Гинц никогда не будет настолько доверчивым. Наверное. Я раздумываю, прилично ли пригласить мужа на ужин. Но он делает ход первым. Белые начинают и выигрывают. Как в шахматах.
– Хочу пригласить тебя на свидание,
Я называю адрес. Рядом стоящий дом. Просто для того, чтобы проверить, так ли уж наивен мой муж, каким сейчас прикидывается. Улыбаюсь, прижимая телефон к щеке. Грежу наяву. Его уже давно нет – отключился, а я продолжаю кружить по кухне, танцевать то ли вальс, то ли медленное танго без партнёра.
А потом ко мне начинает возвращаться разум. Замок? Дракона? Память тут же услужливо подсовывает голую задницу Аля с татуировкой. Ну, Гинц, держись! Я тоже умею играть по-крупному
7. Тая
– Тайна, ты с ума сошла! Не пущу! – никогда не думала, что Альберт Викторович может быть таким решительно-непреклонным. – Кто говорил, что нужно спрятаться и залечь на дно? Ты уверена, что это твой разлюбезный Гинц тебя хочет видеть, а не кто-то там ужасно-страшный?
– Аль, это смешно, – пытаюсь я образумить свою невольную дуэнью. – Лето, восемь вечера – да ещё светло на улице. К тому же, это мой муж. И, думаю, он знает, где я и с кем. Это… свидание, понимаешь?.. У нас не сложилось в самом начале. Мы толком узнать друг друга не успели.
– Очень хочется романтики? – голос Альберта падает на три тона ниже. Лицо расслабляется. На губах играет улыбка. Грешная такая, как и он сам.
– Очень, – признаюсь честно. – К тому же я соскучилась.
– Пф-ф-ф, – фыркает он, дирижируя левой рукой, – как дети малые. Сколько вы не виделись? Дня два?
– Это как два столетия, – я чувствую именно так, и мне не стыдно в этом сознаться.
– Ладно, – ещё один взмах рукой, – пажом или оруженосцем я ещё никогда не был. В телохранители вряд ли гожусь. Ну, кто в здравом уме доверит мне тело? Особенно такое привлекательное, как у тебя? Гинц будет в восторге.
– Аль, ну перестань, – я всё же пытаюсь его переубедить, – говорю же: Эдгар знает, где я. Поэтому нет нужды так опекать меня.
– Милая моя, – щурит он глаза, – да знал бы он, уже б по кирпичам разваливал бы мою студию. Что он сказал тебе, что ты так уверена?
Аль оживляется. Щеки его розовеют. Губы растягиваются в улыбку предвкушения. Вот же авантюрист!
– Он сказал, чтобы я удрала из замка от своего дракона.
Аль замирает, а потом хохочет до слёз. Отличный смех. Открытый. Всё, как я люблю.
– Ты видела, да? – сверкает он глазищами своими бесстыжими. – Дракона на моей заднице? – я краснею. По моему смущению ответ очевиден. Можно и рот не открывать. – Так вот, моя дорогая Тайна: Гинц точно не видел, поверь. Мы с ним вообще не знакомы, а чтоб уж он подобные ракурсы рассмотреть, надо ну очень близко общаться. Он просто брякнул. А ты додумала. Обычное женское воображение. Мне кажется, он представляет себе, что ты сняла комнатушку у старушки и сидишь, ждёшь его, как верная Пенелопа. Хочу посмотреть на его лицо. Хочу видеть это. Впитать. Насладиться.