Та, что надо мной
Шрифт:
– О, для меня это была большая честь. Правда, Хайдор позвал и этого ничтожного Роди, однако, знаешь, у всех свои слабости. Но он был так благосклонен. Когда я сказал, что удалился от дел и почти не наезжаю в столицу, чтобы жене было проще заниматься нашими детьми и детьми моей покойной сестры, государь был само сочувствие. Сказал, что позаботиться о сиротах - достойное решение.
– А когда вы говорили о детях, было ещё что-то, что вас удивило?
– Да, Шади, меня удивил твой отец.
– Мурин провёл рукой по глазам.
– Он обычно так не любил пустой болтовни, так редко шутил, а тут...
– И что случилось?
– Король осведомился,
Тогда твой отец весело сказал, что мог бы поспорить на любую ставку, что отгадает. Мальчики, кроме Шая - дети моей сестры, а девочки, кроме Литы - мои. Ещё добавил, что все дети милы и очень на меня похожи. И, знаешь, он ведь отгадал правильно... Что с тобой, Шади? Ты так побледнел. Ты слишком много занят в последнее время своими расчётами, прямо как Скаль.
О детях отцу сказал я, после визита Мурина в наш дом. Они тогда занялись беседой, а я развлекал кучу малу, чтобы его отпрыски не слишком мешали родителям и двум измученным нянькам. Мы играли в лошадки, и я успел не по одному разу прокатить каждого всадника. Шая, который ещё нетвёрдо держался на ногах, но всё время просился ко мне на плечи, пришлось придерживать покрепче. Только уже подросшая Соли предпочла чинно сидеть за столом с пирожными и решать для меня отцовские головоломки, а потом попрощалась со мной как взрослая, с поклоном, и сказала: 'Очень признательна'. Это был один из последних счастливых дней, проведённых вместе с отцом, а теперь мне всегда придётся вспоминать его с горечью и раскаяньем.
Почему, ну почему мой умница отец не догадался, что сам приготовил для себя западню? Конечно, ему много раз приходилось говорить королю, что траты на Роди превышают возможности казны. Но ровно то же сказал бы любой добросовестный камергер - даже мне один раз уже пришлось объясняться Хайдором по этому поводу. А вот если Роди заподозрил, что отец рано или поздно поймёт, чей сын родится у Асты, он мог решиться на убийство. Отец никому, даже мне, не говорил ничего о своей второй природе. Мой дар приписали ему, и это его погубило, тем паче, что Роди не знал, какие доказательства он может предъявить. Зачем я похвастался тогда своим умением?
Я смог вынести мысли об этом только потому, что стал думать ещё и о том, как отомстить. Король был очарован Астой и приди я к нему с известием, что она изменила Хайдору с собственным мужем, король счёл бы меня клеветником. На деле убийство отца было бессмысленной жестокостью - в любом случае лжи Асты мы могли противопоставить лишь наше слово. Даже подтверди Архивариус перед Хайдором мои способности, кто поручится, что я говорю правду, и обвинения не связаны с нашей семейной неприязнью к Роди? Однако Роди, увы, об этом не знал, и трусость сделала его преступником. Король, конечно, мог догадываться о своём мужском бессилии. Но ему явно не хотелось в него верить, а значит, верить он не станет.
В следующие две луны мне следовало проиграть несколько состязаний на палашах. Труднее всего было притвориться, что я потерял ловкость и способность предугадывать движения противника. Слабость изображать не пришлось - достаточно было назначить дату на новолуние и не надевать ни одного из подаренных отцом амулетов. По городу
Я выжидал случая, когда встречусь с Роди один на один, и, наконец, это произошло в одном из дворцовых коридоров. Я довольно грубо оттолкнул его, и он спросил:
– Я вам чем-то не нравлюсь?
Мне надо было не оскорбить его и не вывести из себя. Мне надо было сделать так, чтобы он захотел убить меня - немедленно, без свидетелей. Я ответил:
– Почему же, вы замечательный человек. Многие предпочитают жать там, где не сеяли, вы же готовы поступить наоборот и не заявлять прав на своё.
Он понял сказанное сразу же, лицо его исказилось от злости, и он потребовал поединка прямо сейчас, в королевском саду.
Это не был поединок, это было убийство. Первые три моих удара он ухитрился отбить каким-то чудом, хотя на его руке остался глубокий порез. Я услышал, что кто-то подходит к нам, покончил с Роди последним ударом, вогнав клинок глубоко в грудь, и быстро обернулся. Слишком быстро, потому что успел заметить на лице подошедшей Асти облегчение и радость, удовлетворение облизывающегося хищного зверя. Я приблизился к ней с палашом в руке. Теперь королевская любовница глядела уже иначе - даже не с испугом, а с неподдельным ужасом:
– Я только сказала Роди, что твой отец вышел из дворца.
– Кто ему помогал?
– Не знаю. Клянусь, не знаю. Муж не говорил мне, кого ещё собирается позвать. Не убивай меня.
Я стоял перед ней, подняв палаш. Если оставить всё так, Асти будет жить дальше, избавленная от того, кто знал о её соучастии и о её лжи. Я стал примериваться, куда ударить её, чтобы складки платья и высокие жёсткие кружева не помешали оружию, и всё закончилось скорее, но мои глаза всё время останавливались на её выросшем животе. В те мгновенья я твёрдо понимал, что не устрашусь ни изгнания, ни гибели на плахе, но это было свыше моих сил. Асти повернулась и сначала пошла, потом побежала к дворцу.
Я оставался в саду, ожидая, что за мной пришлют стражу, но подошёл слуга, который сказал, что меня зовут к королю. Хайдор старался выглядеть суровым, но мне казалось, что я замечаю на его лице такое же облегчение.
– Нашлись свидетели, которые подтвердили, что поединок был честным, и он сам вызвал тебя - заявил Хайдор, - но ты ведь понимаешь, как я удручён всем этим.
– Я считаю, что Роди убил моего отца, но не смогу предъявить доказательств.
– И думать о таком не смей, не только говорить. Ты ведь понимаешь, какое пятно даже тень этого подозрения положила бы на нас всех? Возможно, покойный Роди был жадноват, иногда они ссорились из-за этого с твоим отцом, но не более того.
– Я приму любое наказание, государь.
– Ты ещё так молод, и Скаль Дакта так много сделал для Павии. Следует прощать юным горячность. Я велел слугам без огласки унести тело домой, позже Асти объявит, что её муж расшибся, спускаясь в погреб, или придумает ещё что-нибудь подходящее.
– Я не хочу скрывать случившегося.
– Я - твой король, и это мой приказ.
– Не имею права ослушаться вас, государь, но я вынужден тогда уйти с вашей службы.
До сих пор я не могу простить себе, что проговорил это извиняющимся тоном, ещё не в силах поверить тому, что услышал. По счастью, меня не удерживали. Бедный мой отец. У него отняли не только жизнь, но и право быть достойно отомщённым, отомщённым так, чтобы всякий узнал об этом, и каждый убийца был покаран.