Та еще семейка

Макеев Алексей Викторович

— Мне оставаться? — Женщина сняла очки и посмотрела с сомнением, с каким-то страхом не за себя.

— Пожалуй, пошли вместе. Тут что-то мужчин не любят.

Слепаков и его спутница подошли к высокому декоративному крыльцу кирпичного дома, не похожего на дачу или коттедж, а напоминающего скорее крепость с узкими, зарешеченными окнами-бойницами. Тотчас возник страж в черной кожаной куртке и черном шлеме-полумаске. Перчатки с раструбом, как у мушкетера. К поясу пристегнуто что-то похожее на автомат, только меньших размеров. Страж протянул руку в перчатке, жестом запрещая.

— Я к Илляшевской, — произнес неуверенно

Слепаков; он не знал, кто эта Илляшевская и что вообще следовало бы добавить к этой фамилии.

— Здесь филиал феминистского клуба «Золотая лилия». Мужчинам вход воспрещен, — сердито сказал страж прокуренным голосом тринадцатилетнего подростка.

«Неужто баба?» — подумал Всеволод Васильевич и беспомощно кашлянул.

— Нам нужно срочно увидеть старшую в этом… учреждении, — неожиданно твердо заговорила спутница Слепакова. — Здесь работает жена этого человека. У них возникли серьезные неприятности. Требуется кое-что выяснить как можно быстрее.

— Жена? — презрительно переспросил страж. — А вы кто такая?

— Мы сотрудники… бывшие… — промямлил Слепаков. — Сказали же, моя жена играет здесь в оркестре.

— На чем?

— Слушай, дочка, — приходя в отчаяние, взмолился Всеволод Васильевич, — нужно срочно сказать жене. Ну, войди в положение, хоть ты и… феними…

— Я не феминистка, я частный охранник. Фамилия?

— Моя?

— Вашей жены.

— Слепакова Зинаида Гавриловна.

— Знаю ее. Синтезатор.

— Кто? — не понял Слепаков.

— Играет она на синтезаторе, — вмешалась водитель «Жигулей». — Такой современный инструмент.

Охранница открыла какую-то коробочку и нажала кнопку. Через минуту заговорил уверенный женский голос:

— Это Инга, Марина Петровна. Тут к вам двое просятся.

— Дамы?

— Одна полустарушка и один пожилой… старик. По виду безобидные.

— Не журналисты?

— Не похожи. Пустить?

— Может быть.

— Обыскать?

— Лих с ними, рискнем, — усмехнулся голос. — Пусть войдут.

— Слушаю, Марина Петровна. Идите, дверь открывается автоматически.

Слепаков и женщина вошли в вестибюль, облицованный желтоватым мрамором. За столиком золоченого дерева сидела женщина. Волосы ее были, соответственно названию фирмы, окрашены в золотисто-белокурый цвет, и золотистая блузка с юбкой также соблюдали общий колер. Откуда-то снизу слышались музыка и аплодисменты. Раздавались поощрительные выкрики.

— Мне о вас уже сообщили, — почему-то насмешливо проговорила золотистая женщина.

— Вы Марина Петровна? — осторожно спросила водитель «Жигулей».

— Илляшевская? — уточнил Слепаков, нервничая.

— Нет. Я Люба. Спуститесь по той лесенке. Дальше осторожно, в зале полумрак. Идет представление, за столиками гости. Не побеспокойте их. Скоро закончится первая часть, я отведу вас к шефу.

— Нам к Илляшевской, — напомнил Слепаков, внезапно почувствовав усталость.

— Она и есть шеф.

Слепаков со спутницей проникли в небольшой «камерный» зал. Присели в углу на диванчик, указанный золотистой Любой, которая тут же исчезла. Было жарко. Спутница Слепакова расстегнула пальто и надела свои большие очки. На ярко освещенной сцене, вернее, наклоненной к залу плоской, трапециевидной площадке шел чрезвычайно модный в очень давние времена эстрадный номер — акробатический этюд. Только одно отличие от устаревшего представления замечалось

с первого взгляда. Все акробатки, безупречно и атлетически сложенные девушки, были нагие. Музыка доносилась из-за крошечной кулисы. В череде своих «шпагатов», «поддержек» и «пирамид» девушки застывали в таких «критических» позах, что измотанный, потрясенный совершенным преступлением Слепаков смущенно крякал, а женщина в больших очках тихонько качала головой.

Зато зал оживал. За столиками сидели не совсем обычные зрители. В основном дамы пожилого и среднего возраста. Небольшие столики между ними ломились от хрусталя с грудами фруктов, сладостей и цветов.

Необычность гостей заключалась также в эпатирующе размашистых жестах и капризно-истерических выкриках. Слепакову казалось, что дамы иногда просто начинали беситься от шампанского и нетрадиционного вожделения.

В конце акробатического этюда некоторые зрительницы подбегали к эстраде, звонко шлепая исполнительниц. Но прежде того Слепаков заметил среди дам нескольких мужчин в костюмах, фраках, пышных жабо, с элегантными прилизанными мужскими прическами. Одна голова, совершенно обритая, сверкала, отражая светильники. Однако по растопыренным фалдам, по излишней вальяжности при повороте шеи, сдавленной воротничком рубашки, по круглым коленям и относительно маленьким рукам с разноцветно-перламутровым маникюром было понятно: в мужских костюмах тоже веселились дамы.

Вышли музыканты: тонкая, как плеть, негритянка-саксофонистка в зеленом купальнике и рыженькая девица в одних шортах, — при активной работе барабанными палочками ее груди упруго подпрыгивали, как надувные мячи. А затем предстала Зина, но не та, которую знал Слепаков, а чужая, томная и жеманная, в просвечивающем плиссированном платье, утянутом в поясе, с фальшивыми, конечно, бриллиантами, сиявшими в волосах и в ушах. Она играла на синтезаторе, колыша бедрами, поводя плечами, льстиво и сладко улыбаясь.

— Браво, браво! — раздалось из полутемного зала. — Дивно! Изумительно! Прелесть!

Одна особа в мужском костюме (та, что с выбритой головой) встала из-за стола и послала Зине воздушный поцелуй. Слепакова внутренне потряхивало от омерзения и бешенства.

— Содом… — тихо сказала женщина в очках.

На сцену вышла прямая, как мачта, красивая брюнетка баскетбольного роста, в расшитом золотыми лилиями рыцарском камзоле, обтягивающих лосинах и сапогах.

— Наши дорогие, очаровательные гостьи! — обратилась брюнетка к зрительницам, преувеличенно тараща глаза, оживленно жестикулируя и до приторного восторга сияя крупными отполированными зубами. — Мы счастливы, что вам понравилась первая часть выступления. Ждем и в дальнейшем столь же теплого приема наших девушек. Сейчас антракт. Вы можете пройти во внутренние помещения клуба, насладиться личным контактом с любой обитательницей этого дома.

За столиками призывно замахали и загалдели. Девушки, кокетливо изгибаясь, сошли с эстрады.

— Пойдемте, — сказала внезапно возникшая золотистая Люба.

Прошли по коридору. Люба стукнула в белую дверь.

— Марина Петровна, к вам. Те самые.

Слепаков и его спутница вошли. Брюнетка сидела в глубоком кресле возле большого стола, заваленного мишурой и глянцевыми журналами с фотографиями бело-розовых и белокурых девиц «ню». Высоко закинув одну на другую длинные ноги, Илляшевская говорила по мобильному телефону.