Та, которой не должно быть…
Шрифт:
М-да, вопросы, выстраданные и не убитые образцовым лекарем – временем. Наверное, его, времени, было маловато. А в ответ сказать нечего, чтоб убедить: злого умысла против тебя не было ни у кого. И ведь действительно не было. А как следовало поступить тому же Виталию? Устроить обструкцию парочке, прогнать, заклеймить позором? Двое встретились, между ними вспыхнула искра, им было плевать на общественное мнение. Главное: они же не разрушили семьи, не бросили сопливых детишек, чтоб на влюбленных взвалить груз порицания. И Сашка принял перемены достойно, как подобает взрослому мужчине, если не считать охлаждения к образовавшейся
– В тебе достаточно сил понять и простить, – убежденно сказал Виталий, полагая, что после столь лестного отзыва Сашка притихнет. – Эдгар более тонко устроен, чем мы с тобой, ему нужна помощь и сейчас, и тогда. Он слишком любил ее, чтобы справиться с потерей в одиночку.
Не помогла лесть. Видимо, прошлые обиды в Китае обострились при близком контакте, когда один вид обидчика, ежеминутно мелькающий перед носом, вызывает бурю негатива.
– Я любил ее не меньше! – огрызнулся Сашка.
– Может, даже больше, – излучал миролюбие Виталий. – Но ты другой. То, что сможешь ты, не сможет он, я, Вася, Петя… И наоборот: что дано мне, не под силу тебе. В конце концов, пойми хоть сейчас: это был ее выбор, ее! Извини, запретить ей спать с Эдгаром никто не вправе был, да и не смог бы.
– Если б она была в ту ночь со мной…
– Ничего ты не сделал бы, Ялишаньда.
– Не обзывай меня по-китайски! Сыт я экзотикой.
Виталий остановил машину у въезда во двор многоэтажек, но не дал выйти Сашке, придержав его за руку:
– Ты сам согласился поехать, что же случилось за это время?
Тот отвернулся к окну, наверняка пожалев о минутной слабости, свойственной всякому эмоциональному человеку, теряющему в пылу контроль.
– Сам не знаю… – снизил тональность Сашка. – Посмотрел, как он кайфует в покое, как радуется мелочам, в то время как она…
– Зря заводишься. Эдгар не виноват, что так произошло. Я не думаю, что он наслаждался покоем, просто следовал методикам старика Чэнь Лао. Алексашка, не растрачивай себя на то, что невозможно вернуть, это путь в никуда. Ладно, выметайся. Не забудь, вечером ждем тебя.
Сашка забрал чемодан из багажного отделения, но не спешил нырнуть в арку, соединяющую многоэтажки. Он возился с колесиком, которое не починить вот так, на ходу. И Виталий не уезжал. Он же неплохой психолог, понял, что злой мальчик не сказал последнего слова. Угадал! Сашка вернулся и, наклонившись к окну, спросил с понятным только ему подтекстом:
– Не боишься, что Эдгар отнимет у тебя Ларису?
– Чему быть, того не миновать, – отшутился Виталик. Но чтобы привести парня в чувство, добавил уже без иронии: – Сними маску, а то прирастет. И тебя будут воспринимать точно так же, как ты думаешь о других. Уверяю, тебе это не понравится.
– До вечера, – буркнул Сашка на прощание.
Да-а… Надо обладать терпением и выдержкой Виталика, чтоб не послать его, как говорится, далеко-о-о… Хотя данный орган ближе, чем кончик носа, по которому иногда тоже хочется заехать кулаком.
Из черного небытия вернул его запах земли. Это особый запах, его ни с чем не спутаешь. Он густой, пахнет травой,
Эдгар открыл глаза. Увидел над собой перепуганную красную физию соседа с усами, казавшимися проржавевшими, и безумно вытаращенными бесцветными глазами. Осознав, что лежит на спине, Эдгар вдохнул полной грудью, как бы проверяя свою способность дышать. Выдохнул так же глубоко. И вдруг осмыслил потерю памяти, она обрывалась в доме. А почему она оборвалась – не мог вспомнить, это его беспокоило.
Он резко сел. Огляделся. Взгляд уперся в горящий дом на фоне то ли сумеречного неба, то ли рассветного. Действительно, было непонятно: рассвет или закат, закат или рассвет… Собственно, разве это важно?
Преодолевая боль и собирая оставшиеся силы, Эдгар с трудом поднялся на ноги, хотя его уговаривали полежать до приезда медиков две заполошные женщины, они хватали за руки, что-то кричали. Он молча отстранил их и шагнул к дому.
– Нина! – с трудом выдавил Эдгар, отчего-то голос не шел, а как будто застрял где-то в горле.
Бледные и прозрачные языки пламени истерично лизали деревянные стены и окна, охватив второй этаж. Эдгар вспомнил, что он был внутри дома. Память вернула ему и Нину, он увидел ее на полу у лестницы, огляделся, лихорадочно и нервно топчась на месте… Нины не было. Значит, она там? В горящем доме?!
Он ни секунды не думал, когда кинулся к дому. Некогда было думать, ведь там, внутри – Нина. Его схватил сосед. Эдгар почувствовал, как клещи сжали предплечья, почудилось, кости затрещали в этих трудовых лапах. Он дернулся раз, второй…
– Куда ты! – услышал. – Туда нельзя!
– Пусти! – зло, с надрывом закричал Эдгар.
– Стой, стой, парень! Возьми себя в руки…
– Там Нина! – заорал Эдгар ему прямо в лицо. – Она сгорит! Уйди!
Сосед не отпускал и что-то силился сказать, наверняка какую-нибудь глупость в духе благоразумных людей. Эдгар не желал быть благоразумным, не желал подчиняться. Но почему-то был слаб. А мужик достал его тем, что говорил и говорил, широко открывая рот, возможно, кричал – Эдгар отключил слух. Он собирал ненависть к нему, чтобы приложить все возможные силы и с ревом разъяренного зверя оттолкнуть… Когда тот упал, Эдгар бросился в горящий дом.
Цветы на подоконнике не зачахли, но и не разрослись. За ними явно ухаживали, когда вспоминали. Должно быть, случалось это редко, потому остались они в прежней поре, будто не прошло года. Растения в горшках и вернули Эдгара назад, в настоящее, – ими же занималась…
Вернув, выгнали его из дома, хотя до обещанных пельменей еще далеко. Провести это время на шестом этаже в комнате, укрытой слоем пыли и между воспоминаниями из серии кошмарных снов, не было желания.
Эдгар шел… никуда. Он бессознательно шел. Но сознание его было занято, оно же никогда не бывает свободным.