Та сторона, где ветер
Шрифт:
Он взял спусковой шнур. Все отошли в сторону. Посреди солнечного двора грозно темнела катапульта, затаив в себе тугую силу сжатых диванных пружин и скрученных верёвочных жгутов.
Генка махнул рукой, что бы отошли ещё подальше. Прищурился и рванул верёвку. Катапульта с лязгом подпрыгнула. Но плохо, когда нет спецеалистов: кирпич пошёл не вверх, а просвистел через двор и грянул в старый курятник, где хранились пустые стеклянные банки.
Звон, грохот, летящие осколки. Летящие со всех ног
Только Яшка не побежал, заметался у катапульты: надо прятать. Остался и Генка. Они вдвоём ухватили орудие и сразмаха закатили за сарай. Яшка поспешно прикрыл катапульту листом фанеры. Потом они вместе кинулись к забору.
Генка успел перемахнуть. А неудачливого Яшку подоспевшая Воробеиха ухватила за штаны, и он брякнулся назад в траву. Из-за забора Генка слышал шум перепалки.
ЯШКИНА МАТЬ: Ах ты бандит! Дружки - шпана, и сам такой же сделался! Ну подожди, ты у меня сейчас попробуешь лекарства!..
ЯШКА (плаксиво и привычно): Ну чего! Чего дерёшся! Ой, не буду! Ну чего ты!..
Приникнув к щели, Генка увидел, как Воробеиха тащит сына в дом, награждая тумаками.
Он огорчённо качнул головой, потёр лохматый затылок. Уколола совесть: сам спасся, а всегда страдающего Воробья не смог избавить от неприятности.
Но, в конце концов, кто виноват? Прыгал бы как следует. Да и не убьёт Воробеиха собственного сына. Она крикливая, но отходчивая...
Генка встряхнулся, сунул кулаки в карманы, поправил за ремешком учебник и тетрадь. И зашагал к дому.
Генкин отец в сенях дома зашнуровывал стоящий на табуретке рюкзак и хмуро поглядывал на дверь. Генкина мать помогала ему.
Отец затянул узел, привычным движением кинул рюкзак за спину. Бросил на локоть плащ.
ОТЕЦ: Ладно... Пора.
МАТЬ: Минут пять ещё подождал бы... Может, сейчас придёт.
ОТЕЦ: "Минут пять". А самолёт меня будет ждать? Откуда ты взяла, что он сейчас придёт? Каждый день до ночи по улицам свищет, двоечник...
Он решительно направился к двери. Генкина мать, вздохнув, пошла вместе с ним. Дверь на крыльце распахнулась, прикрыв от родителей Генку - он стоял, прижавшись к косяку и слушал разговор.
ОТЕЦ: В общем так и передай: не перейдёт в шестой - шкуру спущу.
Он сошёл с крыльца и зашагал к калитке. Мать, вздыхая, пошла провожать.
Когда калитка закрылась, Генка юркнул в дом.
В комнате он хмуро пнул табуретку, выдернул шнур приёмника, из которого доносилась дребезжащая музыка. Сел у подоконника и сердито задумался.
Из кухни заглянула в открытую дверь бабушка, сокрушенно покачала головой и пошла мыть посуду. Загремела кастрюлями и сковородками.
Этот звон раздражал
ГЕНКА (громко, что бы слышно было в кухне): Чем каждой тарелкой греметь, взяла бы все сразу да об пол!
БАБУШКА: Уехал отец-то, оставил ирода на погибель нашу. Не будет сладу.
ГЕНКА (с мрачным уровольствием): Не будет.
БАБУШКА: Мать-то все глаза проплакала из-за тебя, неуча окоянного. Ни зимой, ни летом учится не хочет, лодырь бессовестный.
ГЕНКА: Не хочет... А если не может?!
БАБУШКА: А чего ты можешь? Только обед спрашивать, да по крышам шастать. А что бы язык этот английский учить, толку нету.
Генка подошел к двери и встал на пороге, ухватился за косяки. Вкрадчиво посмотрел на бабушку.
ГЕНКА: Ты в балете танцевать умеешь?
БАБУШКА: Чего?..
ГЕНКА: Спрашиваю, в балете танцевать можешь? Вот как вчера по телевизору.
БАБУШКА: Иди ка ты от сюда! На старости-то лет... Молодая была - танцевала не хуже других.
ГЕНКА (спокойно и настойчиво): Я не про то. Я про балет. Как артистка в "Лебединном озере". Можешь?
БАБУШКА: Не доводи до греха...
ГЕНКА (удовлетворённо): Не можешь. А на скрипке играть? Тоже не можешь. И картины рисовать... Да не злись, другие тоже не могут, если таланта нет. Раз нет, никто с них и не спрашивает. А если для английского языка у человека нет таланта?! Почему все пристают: учи, учи?!
БАБУШКА: У тебя, как поглядишь, ни на что таланта нет. Только дурака валять. Меня бы с детства учили, всё бы успела. И балет твой, и картины. Может, не возилась бы тут со сковородками, а тоже на скрипке играла...
ГЕНКА (устало): Ну и играй.
Снова ушёл в комнату, сел у окна. Но погрузится в горькие мысли не успел. Встревоженно прислушался, Потму что из далека послышалось частое сухое щёлканье подошв. Это - маленький Илька.
Мчится Илька, мелькают, как спицы, коричневые ноги, трепещет за спиной расстёгнутая рубашка.
Если щёлкают Илькины подошвы, значит что-то случилось, значит есть какая-то новость!
Истошно завопили у соседней подворотни перепуганые куры. Илька с размаха остановился у палисадника, навалился грудью на рейки.
ИЛЬКА (стараясь отдышатся): Гена... Белый змей... Он опять поднялся!
Белый "конверт" стоял в голубом воздухе над тополями, крышами и заборами, как большая квадратная луна.
Шурик Черемховский стоял у забора, жуя травинку, и наблюдал за змеем. Над Шуриком, на столбе забора, как настоящий воробей, сидел Яшка.
Змей шевельнулся и взял ещё несколько метров высоты.
ШУРИК: Возможно, он нас просто не понял...
ЯШКА: Чего не понял?
ШУРИК: Наших сигналов.