Та сторона мира
Шрифт:
Передо мной стоял тот самый маленький и худой самозванец-помощник с улицы, глядя на меня с безразличным видом. Позади него находилась стена с какими-то трубами и большим краном. Потолок был поделен на несколько квадратов решеткой из натриевых ламп. Пол был тоже бетонным. Подвал. Где-то сзади должна была быть дверь. Еще раз взглянув вверх, я увидел кроме ламп несколько тонких трубок, торчавших из стыка стены и потолка. Я снова перевел взгляд на охранника. Тот поднял бровь и улыбнулся. Улыбка у него была липкая и скользкая.
— Не надо было лезть куда не надо, рыбка, — сказал он.
— И долго ты над этим думал? — Я говорил несколько неразборчиво — челюсть чертовски болела.
— Шутник, — заметил он. — Ничего так
Я пошевелил руками за спиной. Кто-то сплел их друг с другом и связал веревкой, ногами я не двигал, пока этот тип стоял надо мной. Я опустил голову и зашипел — не слишком громко, но так, чтобы дошло до охранника. В ответ я услышал фырканье и короткий смешок.
— Думаю… — услышал я и стиснул зубы, чтобы хотя бы немного смягчить удар. Охранник шагнул ко мне, я увидел его ноги, как вдруг сзади раздался короткий скрежет. Я поднял голову. Алмазная Пятка смотрел на что-то за моей спиной. Это продолжалось некоторое время — видимо, кто-то сзади что-то показывал ему жестами. Охранник кивнул и сказал: — Хорошо. Если можно, скажите, чтобы мне принесли что-нибудь от зубной боли.
Снова раздался тот же скрежет. Алмазная Пятка отошел к стене и схватился за щеку. Я снова опустил голову и попробовал пошевелить ногами. Веревки на бедрах перекрывали кровообращение, ниже колен я ничего не чувствовал. Я начал напрягать лодыжки и осторожно шевелить пальцами ног. Прошло несколько минут, прежде чем я почувствовал, что уже могу двигать ногами, по крайней мере от колен и ниже. Когда охранник на мгновение отвернулся, я быстро пошевелил ногами и сразу же замер. Потом сказал:
— Ты не мог бы дать мне сигарету? Они у меня в кармане. После того пинка у меня дрянной вкус во рту.
— Что ты говоришь? — притворно удивился он. Потом подошел ко мне, полез в карман, достал сигареты и отошел.
— Дай одну, — попросил я.
— Курить вредно, — сказал он, снова улыбаясь так, что мухи приклеились бы к его улыбке не хуже, чем к липучке. Он встал передо мной и, сунув сигарету в рот, медленно, словно наслаждаясь выражением моего лица, поднес к ней зажигалку и нажал на кнопку. Закурив, он выпустил длинный шлейф дыма в мою сторону, затем снова поднес руку ко рту, и тут один из огнетушителей наконец среагировал. Тонкая мощная струя противопожарной смеси ударила его прямо в лицо. Он заорал и, схватившись за физиономию, шагнул ко мне; я рванулся вверх всем телом, оттолкнулся ногами от пола и, падая назад, со всей силы ударил его каблуками в нижние ребра. В следующее мгновение я грохнулся спиной о пол и перевалился на бок. Я не видел, как он летел к стене, увидел лишь, как он осел на пол, ударившись затылком о торчавший из труб кран. Как можно быстрее доковыляв до него, я на всякий случай со всей силы пнул его пяткой в шею. Потом поднял, поерзав по полу, свою зажигалку и принялся пережигать веревки на запястьях. Я очень спешил, помня о втором охраннике и о нескольких еще действующих огнетушителях, но лишь через пятнадцать минут сумел освободить руки и встать с пола. Обыскав карманы трупа, я нашел все, что он забрал из моих, то есть деньги и «биффакс». Больше при нем ничего не было. Проверив обойму, я подошел к двери и, прислушавшись, открыл. Я увидел коридор и кого-то, кто выстрелил, едва я успел поднять руку с оружием. Я тоже выстрелил, но промахнулся, во всяком случае, фигура скрылась за поворотом, за которым находился следующий отрезок коридора, завершавшийся дверью; когда я добежал до нее и, оглядываясь по сторонам, открыл, двор был уже совершенно пуст. Пройдя вдоль стены, я нашел выход на какую-то улочку.
Аптеку я отыскал метрах в ста за углом. В большом, чистом и прохладном помещении ощущался характерный запах. Я был единственным пациентом. Свернув к стене, где стояли в ряд санитарные кабины, я вошел в
— Чем могу помочь? — раздался глубокий женский голос.
— Ожог предплечий, обезболивание и перевязка.
— Пожалуйста, вставьте руки в отверстия. — Одновременно на высоте моих плеч открылись две заслонки.
Я подвернул рукава и вставил обе руки глубоко в дыры. Какое-то время ничего не происходило, а потом на экране погасла надпись, информировавшая о завершении обследования, и я ощутил приятный холод на обожженных руках. Боль полностью утихла, я почувствовал облегчение.
— Пожалуйста, согните руки так, как показано на экране, — услышал я и бросил взгляд на экран. На нем появилось изображение мужчины с выставленными вперед локтями. Кисти его были вывернуты наружу, кулаки сжаты.
Я сделал то же самое и почувствовал, что на кожу наносится перевязочный материал. Прошло еще секунд пятнадцать, прежде чем компьютер сжалился.
— Повязка наложена.
Я осторожно вытащил руки и осмотрел их. Внутренняя часть предплечий была покрыта слоем молочно-белой пленки. Я потер ее пальцами, слегка похлопал.
— С вас восемь долларов шестнадцать центов, — вежливо известил компьютер, одновременно зажигая зеленую стрелку, указывающую на щель для чека. — Возможная оплата сверх указанной суммы будет использована на благотворительные цели, — сладким голосом добавил он.
Я выписал чек на десять баксов и сунул этому вымогателю в брюхо. Дверь вежливо отошла в сторону, и я вышел из кабины. Купив в автомате упаковку перевязочного материала, я повернулся, чтобы уйти. В трех шагах от дверей висел телефон. Я постоял немного, разглядывая его, словно видел нечто подобное первый раз в жизни, потом, облокотившись на прилавок, выписал еще один чек, без указания суммы, и подошел к телефону. Вставив чек, я набрал четыре цифры кода округа, дождался длинного сигнала и набрал еще шесть цифр. Услышав голос автоответчика, я сказал:
— Антуан. «Слова», — и нажал клавишу отбоя.
Подождав минуту, я повторил ту же операцию. На середине первого гудка Пима схватила трубку. Прежде чем я успел набрать в грудь воздуха, я услышал:
— Почему ты раньше не позвонил? Я тут… — Она расплакалась.
Прикрыв микрофон рукой, я несколько раз кашлянул и сглотнул слюну.
— Я не могу звонить слишком часто. За мной могут следить, — мягко сказал я.
Послышалось короткое всхлипывание.
— Прости… Я переволновалась. Я все понимаю. Все в порядке. Что у тебя?
— Ничего особенного, — небрежно ответил я. — Ничего не происходит. А я страдаю от отсутствия идей, хотя куда больше мне досаждает отсутствие рядом тебя. — Второе полностью соответствовало действительности.
— У тебя проблемы?
— Минимальные. — Я лихорадочно размышлял, что сказать. В конце концов я решился на частичную правду, сомневаясь, что она поверила бы в рассказ о том, как я спокойно сижу дома. — Вчера какие-то двое любителей хотели у меня отобрать бумажник. Полные дилетанты, к тому же они не имеют ничего общего с нашими знакомыми, — с сожалением закончил я.
— И больше ничего?
— Ничего.
— Это, наверное, плохо, как ты считаешь?
— С одной стороны, плохо, с другой — хорошо, — уклончиво ответил я.
— Мы можем еще немного поговорить? — вдруг спросила она.
— Конечно. Расскажи, что у тебя?
— Целый день смотрю телевизор. Читаю. И толстею, — несколько неискренне рассмеялась она. — От скуки готовлю тонны жратвы и только часть выбрасываю.
— Очень хорошо…
— Почему?
— Хорошо, что много готовишь, потому что кто знает, когда я заявлюсь. А мне бы хотелось съесть чего-нибудь хорошего. Ясное дело, плохо, что ты толстеешь. Создатель может разозлиться, что ты портишь одно из лучших его творений. — Я услышал шум и хлопок двери. В аптеку вошла какая-то женщина. — В общем, слушай, старик. Договорились на завтра, хорошо? — сказал я.