Тадеуш Костюшко
Шрифт:
Мелькнула мысль: неужели король? Костюшко подошел к окну. Из открытой коляски сошел на землю стройный молодой человек в штатском. Солдаты и штабные офицеры окружили его, их лица сияют.
— Юзеф Понятовский, — тихо сказал Костюшко, — он-то откуда взялся?
В эту минуту вошел в комнату Немцевич.
— Письмо от имч пана Коллонтая. Спешное.
— Посмотри, Урсын, как встречают князя Юзефа.
Немцевич встал рядом с Костюшкой.
— Обрадовались панове офицеры.
— И солдаты, —
— Видно, те, что воевали с ним.
— Не только.
— Красавец, племянник короля, храбрый солдат — все это импонирует. — Немцевич протянул письмо. — Курьер предупредил, что имч пан Коллонтай просил немедленно вручить вам этот пакет. Вскрыть?
Явился адъютант.
— Его светлость князь Юзеф Понятовский просит имч пана главного начальника принять его.
— Пусть войдет.
Юзеф Понятовский был во фраке, с австрийским орденом на шее. Он огляделся в комнате: стол, несколько табуреток, кровать с соломенным тюфяком. Костюшко в полотняной куртке без погон. Понятовский смутился. И хозяин и обстановка показались ему необычными.
— Что князю угодно? — услышал он сухие слова.
— Служить хочу.
— Дяде или народу?
— Полагаю, что это одно и то же.
— Сегодня это не одно и то же. — Костюшко указал на табурет. — Прошу. Ты, князь, засиделся в Бельгии. Что-то задерживало? Но ты все же приехал, и это хорошо. Можешь, князь, сейчас принять команду?
— Сначала хочу в Варшаву.
— Что ж, поезжай, князь.
Понятовский не ушел. Немым укором смотрели его глаза.
Костюшко понял, что беспокоит нежданного гостя, он подошел к нему и торжественно сказал:
— Я не забыл, князь, кто ты, и знаю, что ты хочешь от меня. Знай, князь, что революция эта, как бы успешна она ни была, не будет направлена против особы короля.
— Верю тебе, честный Костюшко, — и, щелкнув по-военному каблуками, удалился.
Костюшко и Немцевич подошли к окну. Солдаты и офицеры опять встретили князя радостным «виват». Костюшко грустно взглянул на Немцевича.
— Знаешь, Урсын, как началась Вандея?
Немцевич понял, что волнует Костюшко.
— Дорогой Тадеуш, — ответил он мягко, — у нас Вандеи не будет, потому что не было революции,
— А как ты называешь то, что у нас есть?
— Инсурекцией.
— Заблуждаешься, Урсын. Висла у истоков тоже течет узенькой струйкой. Инсурекция — это начало. Набравшись сил, она становится революцией.
— Тогда не понимаю, Тадеуш. Почему ты предложил ему команду? Почему пускаешь волка в овчарню? Если король вызвал его из Бельгии для того, чтобы начать Вандею, то проще всего не пускать в армию. Ведь князь Юзеф опаснее своего дядюшки: он умен и энергичен, в месяц сплотит Вандею.
— Опять, Урсын, заблуждаешься, —
Письмо было пространное, написанное тем точным и строгим языком, каким Коллонтай обычно писал свои статьи.
Прослушав письмо, Костюшко молча вернулся к своему столу и принялся за прерванную работу.
Но работать, видимо, не смог: не то мешал стоявший рядом Немцевич, не то думал о письме Коллонтая.
— Что ты скажешь? Это осторожность обывателя или прозорливость политика? — спросил он.
— Со стороны Коллонтая?
— Да. Со стороны Коллонтая, — ответил Костюшко раздраженно. — Неужели он полагает, что Пруссия собирается с нами воевать?
— А зачем прусский корпус генерала Фаврата вступил в пределы Краковского воеводства?
— Затем, чтобы Австрия не заняла это воеводство.
— Но ведь с Австрией у нас хорошие отношения, — возразил Немцевич. — Зачем бы она стала занимать Краковское воеводство?
— Прусский король не верит в длительность наших хороших отношений с Австрией. Поэтому он послал корпус туда, чтобы в случае осложнения оказаться на месте.
— Дай бог, чтобы было так.
— А по-твоему, Урсын, не так?
— Так и не так. Тадеуш, ты прекрасно знаешь, что прусский король — существо коварное и подлое. Он держал корпус у ворот Варшавы…
— Но в город не вошел, в нашу свару не вмешался…
— Да, Тадеуш, не вмешался. И Коллонтай в своем письме объясняет почему. Им тогда было не до нас. Бунтовали рабочие в Силезии. В самом Берлине происходили беспорядки. Австрия тогда тоже не вмешивалась в нашу борьбу. Коллонтай и это объясняет: Австрия была занята войной с Францией. Теперь, пишет Коллонтай, эти сдерживающие причины отпали.
Костюшко поднялся. Он видел, что Немцевич волнуется — его круглое лицо было влажно, его полные мягкие губы дрожали.
— Успокойся, Урсын. Я не полезу в болото с завязанными глазами.
29 мая была создана в Варшаве Наивысшая народная рада, к ней перешла полнота государственной власти. Членами рады были Гуго Коллонтай, Игнатий Потоцкий, Ян Килинский, Эльаш Алое, Линовский, Зайончек, Сераковский, Капостас и другие патриоты, готовившие восстание. Коллонтай ведал финансами и управленческим аппаратом, Игнатий Потоцкий — внешними сношениями.
Рада освободила Костюшко от кропотливых дел по управлению страной и дала ему возможность сосредоточиться на вопросах, связанных с ведением войны.