Таежный форсаж
Шрифт:
Хвала богам, они с Надькой не расписались и не размножились, так что ни тебе имущественного спора, ни тебе споров из-за детей…
… Обида на Надьку вкупе с абстинентным синдромом сделали Арсения Ратникова прозорливцем: в жизни Елены имела место печальная история.
В школьные годы Леночка действительно пыталась спасти мир.
В качестве волонтера участвовала в озеленении родного города Хабаровска. То там, то сям при ее деятельном участии появлялись клумбы и скверы – мама у Леночки был архитектором, и дочь этим пользовалась.
Когда
Не теряя времени, на первом курсе Леночка прошла отбор в команду рекрутеров-волонтеров для уборки мусора и загрязнений водоёмов.
Спасать мир оказалось намного легче, чем одну-единственную заблудшую душу – отца своего ребенка, Павлика Хохрякова.
Узнав о беременности, будущий папаша не только не сделал предложение руки и сердца, на что втайне рассчитывала Леночка, он вообще испарился. Еще вчера они до ночи собирали мусор на берегу Большой Гнилуши и целовались долгими поцелуями, а сегодня он пропал, будто утонул в той самой Гнилуше.
Лена засунула гордость поглубже и спросила куратора, где Павел.
– Какой Павел? У нас их несколько, – спросила Лену необъятных размеров активистка. – Если Чернышев, то он сегодня на другом объекте. Если Хохряков, то он предупредил, что уезжает по семейным обстоятельствам.
Демо-версия не удалась. Герой на поверку оказался антигероем.
Обжегшись, Леночка больше не экспериментировала. Если в девицах она не сумела найти стоящего мужчину, то теперь с дочерью на руках и мечтать нечего – к такому выводу пришла Лена Векшина. Последние семь лет она с переменным успехом воспитывала дочь и строила карьеру. И то, и другое – под присмотром родителей.
Выйдя из офисного полукруглого здания, Леночка накинула капюшон дубленки, подняла глаза к морозному небу без единого просвета, постояла несколько мгновений, принюхиваясь к загазованному столичному воздуху и припустила к парковке.
На пульт от машины ярко-желтая Nissan Juke пискнула и мигнула огнями. Устроившись за рулем, Леночка задалась риторическим вопросом: почему, ну почему ей так фатально не везет с начальниками, а если брать шире – вообще с мужчинами?
Из банка пришлось уволиться из-за домогательств начальника. Траченый молью ловелас вдруг зазвал ее в кабинет и спросил:
– Ты как спала сегодня?
Лена так растерялась, что даже не сразу поняла, о чем ее спрашивает босс.
– Нормально спала, – хлопая ресницами, призналась она.
– А я тебя видел, – перейдя на интимный шепот, сообщил босс, – в эротическом сне.
Не испытывая ничего, кроме отвращения, Лена процедила:
– Я дала повод?
– Да нет, это я так… Просто. – Стареющий греховодник сбился, дряблая шея пошла пятнами, но глазки продолжали замерять Ленины окружности.
Леночка думала, что все обойдется, но – нет. Босс захотел, чтобы сон стал явью. Пришлось уволиться.
Новый босс стал намекать на повышение через постель. Извращенцы! Такое чувство, что своим скромным видом она
Она отвозила свое горе во Власиху, к бабушке по отцовской линии Агриппине Ивановне, и выплескивала его там.
К бабушке Агриппине Лена относилась с почтением. У Агриппины Ивановны всегда можно было отвести душу, получить совет и утешение. Лена такой представляла себя в старости: ухоженной, со стильной стрижкой, с обязательным неброским маникюром. Правда, бабушка Агриппина ходила в церковь и соблюдала посты, и Лена не была уверена, что последует и в этом ее примеру. Хотя… До старости еще дожить надо…
На Ленины жалобы бабушка отвечала шуткой: «Вот песьи дети. А ланфрен ланфра где?». По-нашему: ой-люли, разлюли. То есть «а где ухаживания»? Где признания в любви, серенады под луной, букеты-конфеты-мороженное?
– Поверь, Леночка, этого добра будет в твоей жизни еще вагон и маленькая тележка. Проходи мимо, старайся только не испачкаться. Мужчины измельчали, никто не хочет ни за что отвечать. А ведь мужчина – это «муж» и «чин». Чин – это ответственность. Встретишь ответственного – не пропусти. А на этих дрыщей, прости Господи, наплюй.
Ратников выгодно отличался от прежних Лениных начальников уже тем, что не обращал на нее никакого внимания. Это было так необыкновенно, так чудесно, что Векшина почти влюбилась в Арсения.
Главное достоинство Ратникова состояло в том, что он дал Лене полную свободу действий, и Лена занялась тем, о чем давно мечтала – экспертной оценкой золотодобычи. Арсений не вмешивался, не учил, не критиковал. Ратников попустительствовал.
И это была не единственная особенность Арсения Александровича. Одевался он, как вечный странник: толстовки, ветровки, джинсы. Единственным отступлением от туристического стиля был зеленый вельветовый пиджак с замшевыми заплатками на локтях. Осенью Ратников с особым шиком носил потертую кожаную куртку, зимой – дорогой канадский пуховик.
Небрежность в одежде и попустительство в руководстве отделом Лена приняла за стиль.
Правда, потом поняла, что ошиблась: шеф просто не видел от нее никакого толку. Похоже, он вообще ее не видел. Смотрел сквозь нее стеклянными глазами. В лучшем случае она для шефа – девочка на побегушках. Чиж на посылках, чиж трубочист… В худшем случае – необходимое зло. Словом, не геолог Векшина, а так, ни богу свечка, ни черту кочерга – финансовый эксперт-аналитик. А если шеф обращал на нее внимание, то всегда с выражением досадного недоумения на физиономии: ты еще здесь?
Вот и сегодня… Оборвал ее на полуслове, не дослушал презентацию. А в конце она делала вывод, между прочим… И вывод этот был научным, как все, чем она занималась в отделе. Она и пришла в группу, потому что хотела собрать материал для кандидатской.
Вывод, вывод… Дедовщина это, вот какой вывод.
А цена на золото в следующем году будет расти, между прочим…
Леночка вздохнула.
Дура она что ли – расстраиваться из-за шефа? Лучше уж пусть не замечает ее, чем пристает.
Расстраиваться надо из-за Гели.