Таежный спрут
Шрифт:
Осторожно прикрыв дверь, я вернулась, закрыла за собой еще одну дверь и на цыпочках спустилась.
В гостиной горел торшер. Эрлих восседал в кресле, тупо смотрел вдаль, а Туманов стоял напротив и от нечего делать целился ему в лоб. Старый облезлый кот со следами ушедшей персидской красоты сидел у погашенного камина и старательно вылизывал лапку. В углу стояла разобранная тахта. «Карантин». Отлучение от семейного ложа, по причине болезни.
«Кошка спиной к огню – к скорому кораблекрушению», – подумала я очень своевременно.
Туманов поднял голову.
– В Багдаде все спокойно, – доложила
– Отлично, коллега, – кивнул он. – Я уже рассказал нашему другу Ивану Моисеевичу об инкриминируемых ему подвигах. Нет, не обо всех, конечно. На все уйдут тома и тома уголовного дела… И что вы думаете? – Туманов расстроенно поцокал языком. – Уходит в глухую несознанку, представляете? Володю Дубинина из себя корчит. Или у него есть тайный покровитель, как вы думаете?
– Так давайте устроим ему керченские катакомбы, – предложила я.
– Давайте, – подхватил он.
– Я не понимаю, о чем вы говорите… – бесцветно вымолвил Эрлих, – я не делал того, в чем меня обвиняют… Кто вы такие меня обвинять?.. Я плохо себя чувствую, я устал…
– Ты вчера закончил ковку, – кивнул Туманов. – Уморился. Нам тебя пожалеть? Пожалеем. Нам не трудно. Но вот пожалеет ли тебя здешний военный прокурор, которому мы тебя сдадим со всеми твоими грехами?.. Ах, нет, не со всеми. Со многими. Извини, Иван Моисеевич – теперича не давеча, тебя просто расстреляют, а на освободившееся место посадят нового смертника. Зачем занимать камеру, затормаживать машину правосудия, когда и так все ясно?
– Отойди от него, – сказала я. – А то бесплодие заработаешь. Ты болел в детстве свинкой?
Туманов пожал плечами:
– Не помню, коллега. А мы будем заводить детей?
Мог бы и не спрашивать, дракон.
– Как хочешь. У меня есть Антошка. Я переживу.
Он задумался.
– А у меня есть Алиса. Я тоже переживу. Не сдавать же ее, ей-богу, в детдом. Кстати, ты не обратила внимания, как она на меня похожа? Особенно разрезом глаз.
– Я всегда сомневалась в твоей чадолюбивости.
– Послушайте, – взволновался Эрлих, – вы не могли бы, в конце концов, оставить меня в покое? У меня есть связи в местной прокуратуре, я знаю начальника УВД товарища Сыромятова, вы крупно пожалеете, что напали на невиновного…
– Ах, да, – вспомнил Туманов. Дальше он действовал по принципу своей любимой неожиданности. Он присел на корточки, положил автомат, взялся за передние ножки кресла и с силой их рванул. Кресло опрокинулось. Как правило, человек, падающий со стулом, переживает лишь психологические неудобства, боли как таковой нет (надо лишь успеть прижать к груди подбородок, а в кресле и того не надо). Но не все об этом знают. Шума практически не было – спинка вонзилась верхним ребром в мягкий ворс ковра и утонула в нем – как голова в подушке. Эрлих хотел заорать, но больное горло пошло наперекор – он издал хрип и стал беззвучно работать ртом. Глаза смотрели с диким ужасом. Тело в перевернутом положении оставалось в кресле.
– Вот так и лежи, – приказал Туманов. – Лежи и думай.
– Хороший мужик не залежится, – зачем-то ляпнула я, – подберут. Какая-никакая животина.
– Ничего и не подберут, – возразил Туманов. – Ты мыслишь контрпродуктивно, коллега. Кому он нужен, этот труп? Посуди сама. Пусть даже помилуют, – Туманов стал загибать
– Что вы хотите? – прохрипел Эрлих.
– Бланки загранпаспортов, – объяснила я. – На всю семью. С визами ООН и сопутствующими бумагами. И не уговаривайте нас, Иван Моисеевич, будто вы не просчитали варианты бегства из страны.
– Нет у меня никаких паспортов… Я вам не ОВИР… – Эрлих задрал к потолку мутнеющие глаза: – Нет у меня ничего… Я чист перед законом, оставьте меня в покое…
– Убивай, – махнула я рукой. – В покое так в покое. Пусть ему будет хуже. Пусть в этом доме играет музыка, пусть люди идут за гробом…
– Но есть выход лучше, – Туманов лукаво подмигнул и запустил руку в нагрудный карман; появились запаянная ампула и разовый шприц. – Заряжайте, коллега. Снимайте с негодяя штаны. «Ультима рацио». Последний довод.
Я переломила ампулу.
– Вы что?.. – запаниковал Эрлих. Короткие пальцы судорожно заскребли по ковру.
– Профилактика СПИДа, – охотно пояснил Туманов. – Вернее, не совсем. Смерть наступает через три месяца после вакцинации. Противоядия не существует. Замечательное лекарство, Иван Моисеевич. Разработано в 2002 году в химических лабораториях ФСБ – специально для наших лучших друзей, – и с тех пор зарекомендовало себя как надежное профилактическое средство. Очень эффективно при вакцинации от гриппа, туберкулеза, сибирской язвы…
Эрлих тяжело и с надрывом дышал.
– Вы блефуете…
Вестимо, Туманов блефовал. Шприц и ампулу со «СПИДом» (читай, с глюкозой) он купил в круглосуточной аптеке на Толбухина, а потом долго и потешно откорябывал ногтем надпись на ампулке.
– Хорошо, я блефую, – согласился он. – И вам нечего бояться. Но что самое смешное, коллега, – обратился он ко мне, – получив вирус постыдной болезни, Иван Моисеевич все равно вынужден будет поделиться с нами своими секретами и выдать требуемые бумаги. Ч'yдно. Интересный он человек. Снимайте с него штаны, коллега.
– Подождите… – Эрлих заскрипел зубами. – Будьте вы прокляты… Бумаги на кухне, в вентиляционной отдушине…
– Спасибо огромное, – скромно поблагодарил Туманов. – Ты, Иван Моисеевич, настоящий мамин сибиряк…
Три загранпаспорта с необходимыми отметками и визами (в Турцию) – но без физиономий и печати Разрешительной комиссии Управления перемещений граждан (РК УПГ) – она ставится на фотографии – были выписаны на имена: Эрлиха Ивана Моисеевича, 46 лет, Эрлих Надежды Львовны, 42 года, и Эрлих Светланы Ивановны, 16 лет.