Тафгай 5

Порошин Влад

— А о чём? — Насторожился комитетчик.

— Как мы эти деньги привезём в СССР и легализуем такой огромный левый доход, — буркнул я, выходя на короткую предматчевую раскатку.

* * *

Примерно через час, отыграв с минутным перерывом два периода по двадцать минут, мы довольные и счастливые уже катили обратно в Мюнхен, предвкушая праздничный ужин в ресторане гостиницы. Качество дорожного покрытия было таким изумительным, что водитель автобуса свободно гнал под сто километров в час. А учитывая, что между Аугсбургом и Мюнхеном

расстояние всего каких-то 50 км, то уже минут через сорок мы въезжали на окраины столицы свободной республики Баварии.

И конечно, больше всех радовался субботней прогулке выходного дня Томас Гюнтер. Он, сжимая под мышкой портфель набитый доверху деньгами, дважды спел на сильно ломаном русском «Катюшу» и пообещал, что по приезде всех сегодня угощает пивом. То есть оплачивает по литровой кружке настоящего баварского пива, ибо другого здесь не варят. А лично я ломал голову над тем, как теперь такую сумму наличности в запрещённой в Советском союзе валюте, безнаказанно привезти в страну победившего социализма. Что касается проведённых товарищеских показательных игр, то в каждой мы свободно набросали больше десятка шайб. С драками тоже всё более-менее устаканилось, после того как боксёру в Бад-Тёльце я сломал нос, слава советской физкультуре, героев махаться по настоящему больше не нашлось.

В автобусе, пока мы ползли по мюнхенским пробкам, все разговоры крутились вокруг заработанных денег. Шутка сказать — вышло тысяча двести пятьдесят долларов на человека! Это при цене за один катушечный магнитофон 300 баксов, а за джинсы 25 долларов США, которые можно было толкнуть в стране вечного дефицита рублей за 150, а то и того дороже.

— Чё с деньгами теперь делать будем? — Толкнул меня в бок Боря Александров.

— Ясное дело что, — хмыкнул я, — сдадим в фонд озеленения Сахары. 8 миллионов квадратных километров вредного для здоровья песка, как никогда, нужно срочно превратить в цветущий Эдемский сад. Вот такая перед человечеством стоит первоочередная задача.

— Чё, доллары в пустыню закопать? — Присвистнул «Малыш». — Видать хорошо тебе по кумполу прилетело. Ничего, сейчас по баклажке пивной пропустим и…

— Я тебе пропущу! — Сунул я кулак под нос несмышленой «малышатине».

* * *

К сожалению, вечером в ресторане на первом этаже нашей гостиницы, призвать к совести всех хоккеистов горьковского «Торпедо» я был уже не в силах. Скупердяй Томас Гюнтер расщедрился на пиво за этот вечер несколько раз. Если на молодых я ещё мог шикнуть, то на ветеранов команды мои увещевания, что завтра в Фюссене нас ждёт сборная ФРГ, уже не действовали. Толя Фролов опрокидывая вторую литровку пенного баварского напитка «авторитетно» заявил:

— Извини, Тафгай, но командовать ты будешь у себя в московском «Динамо».

— Да, там Мальцева и компанию перевоспитывай, — поддакнул другу Саша Федотов. — Мы шесть периодов сегодня отпахали, и завтра ещё три с западными немцами отбегаем, даже не сомневайся.

— А если в «торец»? — Угрожающе нагнулся я над столиком наглых торпедовских ветеранов.

—

Иван, я здесь капитан, а не ты, — вмешался Лёша Мишин. — Всеволод Михалыч сказал, что против пива не возражает. Если по чуть-чуть. Ну, ты же сам видишь, какой здесь уровень хоккея.

— Класс «Б», — усмехнулся Фролов. — А вот фройляйн здесь определённо класс «А». — Нападающий кивнул в сторону входа в ресторан, где появилась переводчица Урсула в сопровождении двух своих подруг.

Барышни были одеты в провокационные супермини платья, которые подчёркивали все достоинства их далеко не анорексичных фигур, поэтому шеи посворачивали, оторвавшись от пива, многие мужчины в зале. «Есть за что подержаться», — подумал я.

— Иван, идём говорить, — подёргал меня за рукав пиджака, хитро прищурившись, Томас Гюнтре. — Михалыч звать.

— Я смотрю у вас, коммерсантов, нет покоя ни ночью, ни днём, ни утром и ни вечером, — пробубнил я и пошагал за баварским дельцом к самому дальнему столику в зале ресторана, где уже сидел кроме старшего тренера и наш «переводчик с чамикуро» Виктор Алексеевич.

В результате короткой беседы я понял, что Гюнтер предлагает послезавтра 13 марта сыграть ещё три коммерческих матча в Бад-Наухайме, это федеральная земля Гессен, в Дюссельдорфе, в столице Северного Рейна-Вестфалии, и в его пригороде Крефельде. Цена вопроса — те же тысяча двести пятьдесят долларов на человека.

— Надо играть, — уверенно произнёс Всеволод Бобров. — Иначе от безделья они от пива перейдут на более крепкие напитки. Или ещё хуже, по бабам побегут. — Старший тренер кивнул на ветеранов горьковской команды, которые уже отплясывали под народные зажигательные мотивы с Урсулой Ротбауэр и её подругами.

— Всеволод Михалыч, я тебя, конечно, уважаю, но нам и эту тысячу с лишним долларов проблематично будет перевезти в СССР, — возразил переводчик Виктор Алексеевич. — А теперь у каждого на руках окажется по две с половиной тысячи. Деньги на целую кооперативную квартиру в Москве.

— Есть у меня одна идея, — пробормотал я. — Когда у нас назначена встреча с мэром Мюнхена, с товарищем Фогелем?

— 15 марта после товарищеской игры в Ландсхуте, будет небольшой фуршет в мэрии Мюнхена, — ответил переводчик, сверля меня острым взглядом работника КГБ. — Ты на что намекаешь?

«На что, царская морда, намекаешь? — усмехнулся я про себя. — А намекаю я товарищ из комитета на летнюю мюнхенскую Олимпиаду, которая стартует в конце августа этого года. Есть мне, что интересное рассказать товарищу Хансу-Йохану Фогелю».

— Тогда 13-го едем в Дюссельдорф, бить носы и забрасывать шайбы, а по приезде в гостинице устроим партийное собрание и там я сделаю такое предложение, которое устроит всех. — Ответил я комитетчику уже вслух.

— Я не понимать? — Пискнул баварский коммерсант. — Мы ехать или мы — банкир?

— Ты, наверное, Томас хотел сказать банкрот? — Улыбнулся я. — Йа, шпилен унд гелд машен. Будем играть и золото ковать.

— Окей, Томас, готовь гульдены! — Довольный сделкой Бобров похлопал Гюнтера по плечу.