Тахана мерказит
Шрифт:
– - А рядом что?
– - Петр Иванович отобранным у Пашки окурком показал на непонятное сооружение, напоминавшее перевернутый горшок.
– - Миква. Бассейн для женщин, когда водой так делают.
– - Баня, что ли?
– - Только без мыла. Баня для религии.
Петр Иванович вспомнил правила гигиены на Кавказе, где он служил пять лет, и, чтобы не конфузить дальше парня, остановил расспрос.
– - Ясно. Почему все в очках? По религии?
– - От книг зрение уменьшается.
– - Отец и мать у тебя почему в очках обоя?
– - Они ученые были в Москве, кандидаты
– - А здесь, выходит, не заладилось?
– - посочувствовал Петр Иванович.
– - У папы с работой проблемы, -- Пашка кивнул чуть виновато: -нагрузка маленькая и кончается грант в университете... А мама имеет работу в больнице, но -- анализы: кровь, моча...
– - Кал, -- продолжил; перечень Петр Иванович.
– - Выходит, глаза-то они себе еще в Москве посадили? Ясно. Ну, они-то хоть ученые, а эти?
– - он потыкал вниз мощным прокуренным пальцем.
– - Чего эти вот под мышкой с собою целую библиотеку тащат? Дома почитать не могут?
– - Им везде положено читать, -- сказал Пашка, явно думая о другом. Чего-то он хотел, но стеснялся сказать. Потом все-таки решился: -- Ты кушать не хочешь, я могу нести сюда? Скажи, Васин.
Петр Иванович рассмеялся.
– - Ну и проглот ты, Пашка. Поясни мне еще чуток, и покушаем. Почему кто в шляпах, кто в тюбетейках. А вон и вовсе в малахае меховом пилит?
– - Все хасиды, но все по-разному.
– - А вон с мальцом в халате стеганом, этот кто?
– - Опять хасид.
Петр Иванович агрессивно закряхтел и стряхнул пепел не в пепельницу, стоявшую на ограждении, а вниз, где возле подъезда сидели с детьми бабы в одинаковых прическах.
– - Это знаешь, как называется?! Это сектанты называется! Непосредственно. У нас их на кол сажали и в избах жгли, чтоб не баловали!
Пашка, не желая включаться в компрометирующий его страну разговор, сделал вид, что углубился в газету. А может и правда, читал.
– - Чего там?
– - буркнул Петр Иванович, недовольный что на старости лет сцепился с мальчишкой.
– - Голаны арабам отдают, -- повторил Пашка фразу, сказанную вчера отцом.
– - Ну и что? На всех земли хватит, ладно уж вам чурок пригнетать. Я вон когда в армии служил, в дивизии Дзержинского, у нас поперву-то тоже над чурками мудровали. Мне не понравилось. Пару раз в клюв кое-кому дал и прекратил безобразия. У меня с левой хорошо идет.
Пашка тяжело, как взрослый умудренный жизнью человек, вздохнул и сложил газету.
– - Васин, ты этого не поймешь, Они стрелять начнут. Или взрывы делать. Как раньше.
– - Ну уж так уж?
– - Васин... Когда первые поселенцы землю, как это по-русски, -- делали?
– - Обрабатывали, -- подсказал Петр Иванович.
– - ...обрабатывали, арабы стреляли по ним. Пришлось ездить в тракторах с броней. Землю делать. А когда делали землю руками, томаты и прочее так дальше -- рядом был автомат. У мужчин, у женщин, у детей даже. И старые тоже имели вооружение. Так было.
– - Не врешь?
– - Петр Иванович почему-то безоговорочно верил этому жирному балбесу.
– - Ну, так нельзя. Та люди не делают. Война войной. А крестьян на поле зачем! Тут арабы не правы. За это надо наказывать.
Петр Иванович совсем
– - Ладно!
– - оборвал он неприятную тему.
– - Скажи лучше, почему вот у баб лица, в основном, приятные, одеты чисто, даже, можно сказать, модно, а прически одинаковые? Опять религия?
– - Опять, -- засмеялся Пашка. Почему-то здесь, на крыше, с Петром Ивановичем он стал говорить по-русски нормально, не как вчера.
– - Это не прически. Это парики. Из волос.
– - А под париком?
– - Бритвой так делают -- Пашка погладил себя по голове.
– - Броют?
– - ахнул Петр Иванович.
– - Налысо? А... мать твоя?.. Алка, в смысле, тоже?..
Пашка, заливаясь хохотом, схватился за живот.
– - И нечего ржать...
– - недовольно пробормотал Петр Иванович, понимая, что сказал что-то не то, но не понимая -- что.
– - Ладно, иди уж, жратву тащи...
Пашка, продолжая хохотать, мигом скатился с крыши. Но, похоже, не за одной жратвой, а чтоб и семью посмешить. Только чем вот?..
Вслед за Пашкой, который минут через пять приволок обед с ледяным пивом, показались на крыше и Мишка с Мири. Они весело лопотали что-то между собой по-ихнему и, смеясь, поглядывали на Петра Ивановича. Мири сразу бросилась к парапету, выискала внизу какую-то товарку и тоже начала лопотать ей что-то смеясь, на своем еврейском. Петр Иванович, которого не оставляли сомнения, подошел и наклонился над ее головой, пристально изучая макушку. Потом протянул руку и, погладив девочку по голове, несильно дернул ее за волосы.
– - Ай!
– - взвизгнула Мири.
Пашка с Мишей, молча наблюдавшие за действиями Петра Ивановича, опять покатились с хохота.
– - Да парики -- это только у хасидок, когда они идут жениться!..
– задыхаясь и вытирая проступившие от смеха слезы, проговорил Пашка.
Посмеялись уже все вместе. Потом принялись за обед.
– - Миша, объясни ты мне, Христа ради, -- сказал Петр [Иванович, нарезая окостеневшее в холодильнике сало.
– - Вот все талдычут у вас про терроризм. Да и меня вчера два с чемоданами шмонали. Ну, когда война, это я понимаю. А сейчас? Да и кого взрывать, скажи на милость? Этих?
– - Петр Иванович, брезгливо сморщившись, простер руку в сторону двора, где внизу мельтешили евреи. Он за ними опять успел понаблюдать, пока Пашка отсутствовал. Спешили они по своим делам молча, сосредоточенно, и эта их повышенная деловитость производила какое-то несерьезное впечатление. Будто придуриваются, в бирюльки играют.
– - Ну кому их взрывать?!
– - В общем-то да-а...
– - протянул Мишка.
– - Эти-то, может, и не очень нужны. Но...
Но что "но", так и не сказал, а принялся за курицу. Петр Иванович решил, что опять сунулся куда-то не туда, и не стал допытываться. Помолчав, он тоже выломал у холодной курицы ногу, полил ее кетчупом. Закончив с курицей, заел картофельной служкой -- чипсами. Допил пиво.
После обеда посидели еще, покурили. Мири опять отправилась к парапету, свесилась вниз, что-то выискивая там глазами. Но Петру Ивановичу крыша уже осточертела, а загорать -- так у него и на даче загара хватает.