Таинственная бутылка
Шрифт:
— Почему?
— Моя фамилия Чашкин, а ребята Чашечкой зовут. Мы в войну играем. Но только Димка неправильно поступает. Он Петьку Зубарева пулеметчиком назначил потому, что чапаевского пулеметчика тоже звали Петькой.
А наш Петька вовсе не знает, как из пулемета стрелять. Я решил свой отряд формировать.
Сеня долго
— И дернуло меня поехать на ночь глядя. Неохота в темноте возиться, — и, как бы извиняясь, добавил, — ты говори, сынок, говори, я слушаю. У меня такой же малец с бабушкой остались вдвоем.
— Далеко они, дяденька?
— Далеко-о-о! На Урале. Про Калату слышал?
— Нет, — ответил Сеня.
Тридцать два года безвыездно там прожил. Завод у нас большой, медь варят. По вечерам над заводом зарево стоит. А теперь вон куда война занесла.
Сеня уловил в словах шофера недовольство и примирительно сказал:
— Наши места тоже хорошие.
Шофер не хотел затевать спора и потому снисходительно ответил:
— Про ваши места я ничего плохого не сказал, каждому свое нравится. Тебе — Калининские леса, а мне — Уральские горы.
Обратной дорогой возвращались молча.
Когда вода в радиатор была налита, шофер опустил капот, достал из-под сиденья кабины сверток и пошел в избу. Мария Никитична завесила окна платками и зажгла лампу. На стенах заколыхались лохматые тени.
— Садитесь кушать, — предложила Мария Никитична, — хлеба только мало.
— Хлеб у меня есть, хозяйка, — и шофер, развернув сверток, достал буханку и жестяную банку, — уж я вас консервами угощу.
Он вынул из кармана складной нож, раскрыл его и ударил острием по банке. Лезвие вошло наполовину. Сеня с любопытством следил за тем, как шофер, нажимая на клинок ножа, резал податливую жесть.
— Оставайтесь ночевать, — предложила Мария Никитична.
— Спасибо, хозяйка! В темноте действительно не слажу с мотором. Светает теперь рано. Вздремну мало-мало, а утром раз-раз и все сделаю.
— Издалека будете? — спросила Мария Никитична.
— Дяденька с Урала, — вмешался Сеня.
— А ты откуда знаешь? — удивилась Мария Никитична.
— Мы уж обо всем поговорили — и об Урале, и об отряде, и о Димке с Петькой.
— А часть ваша где? — снова спросила Мария Никитична.
— Километров десять отсюда. В Кочках.
— Знаю, я все здешние места знаю. Как вас зовут?
— Федор. Дома у меня тоже сынок остался, поменьше вашего. — Он подвинул коробку с консервами на середину
стола и добавил — Ешьте, хозяйка! И ты, Чашечка, ешь!
— Вы и прозвище его знаете? — улыбнулась Мария Никитична.
— Мы пока по воду шли, он все и рассказал.
— Нет,
— А батя где? — спросил Федор.
Мария Никитична тяжело вздохнула.
— Четвертый месяц нет писем, — сказала она, — может шлет, да не доходят. Весь сорок первый год писал, а потом перестал.
— Лихая година, хозяйка. Но только беспокоиться не надо. Почта работает, как мотор на моей машине. Я вот сам второй месяц писем не получаю, а в другой раз сразу три пойдут.
— И я так думаю, — согласилась Мария Никитична.
Федор ел медленно. Густо накладывая на хлеб консервы, он широко раскрывал рот и откусывал большие куски. Лицо у него было маленькое, нос прямой, а голос мягкий, приветливый.
Мария Никитична встала из-за стола и направилась к кровати.
— Ложитесь тут, — предложила она Федору, — а мы с Сеней на печи.
— Я машину не оставлю. Вот бы сена или соломы раздобыть и любо-дорого как высплюсь. Ночи-то ведь теплые.
— Мамка, мне можно с дядей Федей? — попросил Сеня.
— Конечно, мамаша позволит, — сказал шофер.
Вышли на улицу. Федор поднял Сеню и поставил на скат, а Сеня, ухватившись за борт, полез в кузов. Мария Никитична сходила за одеялом, потом принесла охапку сена. Федор разбросал сено и лег на спину, подложив руки под голову. Сеня, подражая водителю, лег тоже на спину и стал следить за звездами. Прищурит глаза — и у каждой звезды появляются дрожащие лучи. Черной стеной стоял неподвижно лес. Над оврагом, тянувшимся к ржаному полю, клубилась туманная дымка. На зареченской стороне лаяла собака..
— Дядя, — спросил Сеня, — вот вы все знаете. Скажите, когда война кончится?
— Должно быть скоро, сынок.
— А вы фашистов убивали?
— Не приходилось. Наша часть ремонтная, в боях не участвуем.
— Дядя Федя, еще я что хотел сказать, достаньте мне винтовку. Знаете, я тогда что натворю?
— Не могу. Каждый боец головой отвечает за оружие,
— Тогда патронов.
— А из чего стрелять будешь? — усмехнулся Федор.
— Сам смастерю ружье, — уверенно ответил Сеня.
— Ладно! Спи, утром поговорим.
Шофер погасил папиросу, бросил окурок за борт, повернулся на бок и уснул. Сеня еще долго лежал на спине, прислушивался к ночным шорохам, смотрел на звезды — мерцает звездочка, потом вдруг сорвется и полетит вниз, вспыхнув огненной дужкой.
Под утро Сеня проснулся от холода. Солнце еще не вставало, только край тучки окрасился на востоке ярким золотом. На крышах домов, на кустах и придорожной траве лежала роса. Радостно пели птицы. Шофер еще крепко спал. Поеживаясь, Сеня потихоньку вылез из машины и побежал в избу досыпать. Проснулся он, когда солнце уже ярко светило на ясном безоблачном небе. Бросился на улицу — машины нет.