Таинственная история заводного человека
Шрифт:
— Капитан, — тихо сказал Бхатти, — я тут недавно видел мистера Суинберна, одетого оборванцем, и перекинулся с ним парой слов. Он был с Гербертом Спенсером, и они следовали за парнем по имени Дойл.
— Когда точно это было? И куда они направлялись?
— Возможно, час назад. В таверну «Чеширский сыр» на Флит-стрит.
— Отлично! Может быть, они еще там.
— Если вы собираетесь туда, то советую пойти той же дорогой, что и они: вдоль набережной, а потом вверх по Фаррингдон-роуд. Не самый короткий путь, зато вам не придется идти через Стрэнд: [138] там шастают какие-то чудища, и ни один из тех,
138
См. сноску № 16.
— Чудища? Кого вы имеете в виду?
— Я не знаю, кто это: видел одного сквозь туман. Кажется очень большим. Мы попытались провести разведку с воздуха, но винтостулья падают, как камни: потеряли четверых. Потом решили оседлать лебедей, но они запаниковали, как только подлетели к Стрэнду, и улетели прочь, унося с собой седоков. Бегунки и болтуны возвращаются оттуда спокойно, но, как вы понимаете, нам это ничего не дает. Так что дождемся утра, а потом попытаемся навести там порядок. Кстати, а что случилось с мистером Суинберном?
— В каком смысле?
— Хм-м, могу ли я говорить откровенно? Мне он показался еще более странным, чем обычно.
— Ах, да… Мое упущение. Я его загипнотизировал — и это побочные эффекты: в свое время они пройдут.
— Загипнотизировали? Зачем?
— Я уверен, что за этим бунтом стоят какие-то медиумы, потому и пытался защитить Алджи.
— Ого! — воскликнул Бхатти. — Хотел бы я, чтобы вы остались и загипнотизировали некоторых моих товарищей. Среди нас есть сторонники Претендента Тичборна, некоторые убегают на Стрэнд и не возвращаются, а кое-кто не может даже стоять от головной боли… Короче, полный хаос!
— А вы, констебль? Как вы себя чувствуете?
— С самого начала этого хаоса у меня голова раскалывается на куски, но это я переживу… Я слышу звук экипажа? Или мне кажется?
— Да, похоже на то. Вы позаботитесь о Бёрке и Хэйре?
— Да, капитан. Сержант Киллер и я перевезем их туда, где им помогут.
Бёртон обернулся к агентам Пальмерстона: оба пришли в сознание и стояли, опираясь на будку.
— Ребята, перепоручаю вас сержанту Киллеру и констеблю Бхатти.
— Очень хорошо, сэр, — сказал Бёрк. — Кстати, мы не успели спросить: удалось ли вам сделать всё, что вы хотели?
— Еще бы! Мои благодарности вам обоим.
— Удачи, капитан.
Королевский агент кивнул им, стукнул по плечу Бхатти, вежливо попрощался с Киллером и исчез в крутящихся клубах тумана. Добравшись до края моста — констебли, которых уже предупредили, разрешили ему пройти, — Бёртон спустился по лестнице на набережную Альберта, [139] по которой побежал на восток. Здесь его сразу же окутало зловоние Темзы: он кашлял, глотая на бегу отравленный грязный воздух; слезились глаза, и текло из носа. Наконец, добравшись до конца Мидл-Тэмпл-лейн, он остановился, согнулся вдвое, и его стошнило «кофейной гущей». Голова кружилась, грудь нехорошо хрипела, словно скрипучие меха Изамбарда Кингдома Брюнеля. Бёртон сплюнул, пытаясь очистить рот от привкуса пепла, желчи и дыма, потом двинулся дальше. Время от времени около него возникали призраки, но только двое живых попытались подойти к нему — и немедленно свалились с парализующими иглами в бедрах.
139
В реальной истории — набережная Виктории вдоль северного берега Темзы (от Сити до Вестминстера).
Добравшись
— Босс, — воскликнул бродячий философ, — не ожидал увидеть тебя здесь!
— Привет, Герберт! А где Алджи?
— Внутри, — ответил Спенсер, указывая на древнюю таверну: над дверью красовалась вывеска «Старый чеширскiй сыръ». — От миссис Дойл он узнал, что ее непутевый муженек снимает комнату над пабом «Лягушка и Белка». Тогда мастер Суинберн оделся как последний попрошайка и отправился в бар, где и нашел Дойла, пьяного в стельку. Тот сказал, что у него вроде какая-то встреча, только он выполз из бара — ваш друг потопал вместе с ним. Я видел, как они потащились по набережной, в обход Стрэнда, ну и увязался за ними. Вот они и пришли в этот паб. Между прочим, на Стрэнде полным-полно призраков и еще бродят тучи «развратников». Но знаешь, что странно… — он замолчал и вздрогнул.
— Что, Герберт?
— Те «развратники», которых я видел…
— Ну?
— Мне кажется, что они дохлые.
Бёртон нахмурился.
— Как же тогда они ходят?
— Я знаю, что это невозможно, но черт меня побери, если я этого не видел! Они как бы уже подохли, но еще этого не поняли!
— Ходячие трупы? Черт возьми! А что это за огромные чудища? Их видел констебль Бхатти.
— Есть только одно, босс: это Претендент Тичборн, который стал толще кита! Зуб даю: пойдешь на Стрэнд — призраки сведут тебя с ума, мертвые «развратники» изобьют до смерти, а чертов Претендент тебя съест!
— Что значит съест?
— Ну, он любит человечье мясо, а придурочные бунтари следуют его примеру.
— О да, это я видел своими глазами… Герберт, что происходит, черт побери?
— Понятия не имею. Но ничего хорошего, это уж точно! Подумать только: в марте мы думали, что это обыкновенная кража бриллиантов!
— Хотел бы я знать, что узнал Алджи об этом парне, Дойле! Как думаешь, если я войду в таверну, эти придурки не накинутся на меня?
— Ну, ежели ты снимешь с себя всё, кроме рубашки, а у нее оторвешь рукава, тогда пожалуй… А рожа твоя и так черна, как у трубочиста!
Бёртон снял с себя пиджак и жилет, передал их бродяге и с сожалением посмотрел на оставшийся рукав рубашки.
— Думаю, что пройду проверку, — пробормотал он. — Во всяком случае, выгляжу я так, словно только что побывал в потасовке!
— Что да, то да. Только не обижайся: рожа у тебя, как у уличного забияки.
— Прости меня, но мне твое замечание не нравится. Ну, как сейчас?