Таинственная незнакомка
Шрифт:
Не отрывая глаз от колец, Удо вытаскивает из бумажника пакетик с фунтами.
— Прошу! — Он бросает деньги на стол, склоняется над кольцами. И вдруг чувствует сквозняк. Удо поднимает глаза.
Вторая дверь, ведущая в эту комнату, открыта. На пороге стоят два молодых человека.
— Вы арестованы, — произносит один.
Второй быстро защелкивает на руке Левитцова наручники, прежде чем Удо успевает понять, что с ним происходит. Тут Удо начинает протестовать. Он называет себя, свою должность.
Но они не слушают его.
— Расскажите все это в другом
Оба молодых человека выходят. Прикованный к одному из них наручниками, Удо вынужден идти следом, стараясь приноровиться к движениям ведущего его мужчины. Ему больно. Он садится в машину и всю дорогу сидит как оглушенный, не в силах собраться с мыслями.
Процедуру помещения в следственную тюрьму он вначале воспринимает довольно бесстрастно. Но когда у него отбирают его вещи, документы, все, что у него было при себе, он пытается сопротивляться.
Чиновник бьет его по лицу.
Несколько минут спустя Удо стоит в зловонной камере, слышит, как за ним захлопывается дверь, скрипит замок, стучат задвижки, и чувствует, как его охватывает полное отчаяние.
Хильда Гёбель предлагает своему коллеге Хагедорну сигарету. Он изумленно смотрит на нее. «Раньше она никогда не делала ничего подобного», — думает он.
— Возьмите и не смотрите на меня такими глазами. Должна же я рассчитаться с вами за ландыши. Возьмите всю пачку. Вы же знаете, я не курю.
Он благодарит и в ответ делится с ней несколькими злободневными историями. Хильда Гёбель хохочет, как никогда, и это значительно улучшает его настроение. «Я сегодня в форме», — думает он.
Но хорошее настроение его коллеги имеет под собой другую почву. Еще до начала работы Тео передал ей, что Томас вне опасности. Они встретились в Гранзее, и Тео проводил его до казармы в Нейстрелиц.
После обеда Иоахим Хагедорн приносит последнюю новость, над которой Хильда Гёбель уже не смеется: советник Удо фон Левитцов арестован.
СТРАХ
Они и сами не знали, почему именно к советнику применяли самые изощренные методы допроса. Им даже и в голову не приходило, что, схватив Удо, они поймали крупную дичь.
Он проснулся с ощущением, что его избили палками. Это второе пробуждение в тесной камере окончательно доконало его. После первой ночи он еще надеялся, что это просто недоразумение и все скоро выяснится. Пребывание в тюрьме изводило его. Этот невыносимый шум: дверь открылась, дверь захлопнулась, отрывистые команды, топот по коридорам. И ужасный запах! Он хотел было объяснить тюремному надзирателю, что с ним случилось, кто он такой, попросить сообщить о нем в министерство господину министру иностранных дел. К полудню он придумал, что скажет; он надеялся, что его заявление произведет нужное впечатление на тюремщиков.
Шум снова усилился. Шаги во всех коридорах, бесконечный скрежет ключей в замках, повелительные команды. Удо фон Левитцов пощупал подбородок. Небритый, неопрятный, Удо боялся, что не сможет произвести должного впечатления. Он поднялся, и тут дверь в его камеру открылась.
— Обед! —
В дверях стояли четверо. Двое заключенных держали большой котел, из которого исходил непонятный малоаппетитный запах. Третий держал наготове большой половник. Рядом стоял надзиратель с безучастным выражением лица.
Советник обратился к нему:
— Господин начальник охраны, произошло досадное недоразумение. Будьте так добры, доложите, пожалуйста, обо мне вашему начальству. Я советник Удо фон Левитцов, сотрудник министерства иностранных дел.
Тюремщик даже не взглянул на него. Он кивнул заключенному, державшему половник, и отвернулся.
— Морда! Подхалим! — Арестант сильно толкнул Левитцова половником в грудь.
Левитцов качнулся назад, не удержался на скользком полу, упал, ударился затылком о деревянную скамейку и потерял сознание.
Очнулся он от сильной боли в затылке, с усилием поднялся и со стоном взобрался на нары. Что произошло? Он попытался вспомнить, но не мог собраться с мыслями.
Дверь снова громыхнула, в камеру ворвались два тюремщика.
— Ты, может, думаешь, что попал в санаторий, ты, ленивая свинья!
— Средь бела дня развалился на нарах!
— Ну ничего, мы тебя научим хорошим манерам!
Взревев, они бросились к нему, заставили его подняться, но после сильного удара по шее тяжелой связкой ключей Удо опять снопом свалился на землю. Его били ногами, но он уже ничего не чувствовал.
Ночь он провел дрожа от лихорадки и страха, все его тело болело. Он почти не сомкнул глаз. Желудок взбунтовался, сильно мутило. Его стошнило, и сразу стало легче, боль прошла. Он почувствовал, что панический страх, вцепившийся в него, как стая волков, отступил. Теперь он осознал: то, что произошло, не ошибка. Это серьезно, смертельно серьезно. Пытаясь найти спасение в своей обычной иронии, он несколько минут забавлял себя мыслью, что здесь не привыкли иметь дело с джентльменами. И почти тут же ему стало ясно, что пришла пора проститься с джентльменскими привычками. Речь идет о жизни и смерти. Его снова охватил страх, ужасный страх, за несколько часов убивший в нем все, что еще поддерживало его. Какая польза в имени, должности, деньгах? Он хочет жить. И зачем он связался с этой Гёбель? Это она во всем виновата! Он ненавидит ее, ненавидит всех, кто остался за стенами тюрьмы. Страх крепко держит его в своих лапах, трясет его и не отпускает больше ни на минуту.
— Можешь быть спокоен, Тео, за мной точно никто не следил.
По пути в «Меркишес музеум» Хильда петляла, меняла направление. Стоя у витрины, но не глядя на выставленные товары, они обсуждали обстановку.
— Тебе надо перебраться в безопасное место, Хильда.
— Нет, время для чрезвычайных мер еще не настало. Мы просто прервем между собой все контакты, предупредим всех, кто дает нам информацию, и переждем некоторое время.
— Хильда, если они хорошенько возьмутся за Левитцова, он не выдержит и все выболтает. Он постарается спасти свою шкуру.