Таинственное убийство Линды Валлин
Шрифт:
— Ага, да, — пробормотал Левин.
— Ты думаешь, преступник сначала позвонил не в ту дверь? — спросила Сванстрём.
— Да, — подтвердил Левин. — Так мне кажется. Это ведь Маргарет Эрикссон заявила в газете, что у нее и у матери Линды одна и та же фамилия. Хотя это фактически твоя заслуга. Именно ты предположила, что речь могла идти о старом любовнике, который неожиданно появился как черт из табакерки.
— Для встречи с Линдой, — продолжила его мысль Сванстрём. — Но ошибся и позвонил в дверь прежней квартиры.
— Ради встречи с Линдой, или с ее матерью, или с обеими. Больше мне фактически ничего не известно, — сказал Левин и смутился. — Хотя возможно, все это совершенно неинтересно.
— Появиться у своей старой любви… среди ночи через три года… Думаю, я в любом случае сначала попробовала бы позвонить, — сказала Сванстрём.
— Ты имеешь в виду телефон? Именно об этом в качестве следующего задания я собирался попросить тебя. — Левин еле заметно улыбнулся. — Полагаю, нам надо проверить, не поменяла ли Лотта Эриксон номер.
— Сейчас, когда мы все равно уже за все это взялись, — констатировала Сванстрём.
— Точно, — кивнул Левин. — Точно.
«Почему бы еще раз не выстрелить в ночи?»
— Что ты думаешь об изнасиловании в Кальмаре, Рогерссон? — поинтересовался Бекстрём, едва сунул нос в комнату коллеги.
— Ужасно грустная история, — ответил Рогерссон.
— Она имеет какое-то отношение к нам, я имею в виду — к Линде?
— Ни малейшего.
— Тогда ты думаешь точно так, как я, — констатировал Бекстрём.
— Нам придется смириться с этим, — заметил Рогерссон и ухмыльнулся.
— Я спросил Кнолля и Тотта тоже. Просто на всякий случай, — сообщил Бекстрём.
— И что они?
— Кнолль не верит в это, но у него, похоже, есть небольшие сомнения. Ему кажется, что, пожалуй, стоит поговорить с коллегами из группы ВИКЛАС.
— А Тотт как считает? — спросил Рогерссон.
— Говорит, конечно, что не верит, но предлагает в любом случае все проверить и обменяться парой слов с коллегами из ВИКЛАС.
— Сенсационные мнения. Как они до всего этого додумались? — усмехнулся Рогерссон.
— Потом я спросил и Левина, — сообщил Бекстрём.
— И что он думает?
— Хочешь услышать буквально?
— Естественно.
— С оговоркой, что все сведения Левина о кальмарском деле сводятся к описанию, полученному им по телефону от коллеги Сандберг, он все равно придерживается почти невероятной версии, что речь идет о том же самом преступнике, как и в случае с Линдой.
— Левин верен себе, — проворчал Рогерссон. — Кстати, как думаешь, может, нам наплевать на все, слинять домой в отель и пропустить по паре холодного пива перед едой?
— Я обеими руками за, — расплылся в улыбке Бекстрём.
— Включи четырехчасовые новости, —
— Зачем? — удивленный Бекстрём потянулся за пультом телевизора.
— Просто интересно, цела ли еще моя комната, — пояснил Рогерссон.
— Какая ужасная история, — сказал Бекстрём пять минут спустя, выключая телевизор. — Эти идиоты взорвали окно оперативного центра Морды. Если Морда всему причина, он явно совсем свихнулся.
— Я поболтал с парнями из управления после обеда, — сообщил Рогерссон. — У них точно такое же мнение, как и у тебя.
— Да, все правильно, — еще раз подтвердил Бекстрём.
— Какая ужасная история, — констатировал он еще через пять минут.
— Наверное, все было как в Гранд-отеле в Лунде, — предположил Рогерссон. — Он приохотился к зеркалам в ванной.
— Или что-то перепутал, — поделился своим мнением Бекстрём. — Пожалуй, просто попытался застрелиться. Немудрено при таком-то подбородке. Хотя дело, возможно, не в этом.
— А в чем тогда? — спросил Рогерссон.
— Каждый раз, видя себя в зеркале, он стреляет себе в лоб, хотя бы в свое отражение, — сказал Бекстрём.
48
Сны приходили теперь все чаще. Снилось то лето почти пятьдесят лет назад, когда он получил свой первый настоящий велосипед и отец научил его кататься на нем. Хотя во сне в ту ночь он видел не свой огненно-рыжий «Крессент Вэлиант», а папу и маму.
То было странное лето, когда казалось, отпуск отца никогда не закончится. И в конце концов он спросил: «Сколько дней у тебя отпуск, папа?»
Сначала отец выглядел немного странным, но потом рассмеялся и потрепал его по волосам, и все снова стало как обычно.
— Он продлится до тех пор, пока я не научу тебя кататься на велосипеде, — ответил отец. — На это уйдет время, а работа никуда от меня не убежит.
Потом он снова потрепал его по волосам.
Настоящее индейское лето было тогда, и его отец с каждым днем становился все больше и больше похожим на индейца. Худой, загорелый, с плотно обтянутым кожей лицом.
— Ты выглядишь как настоящий индеец, папа, — сказал он ему.
— Ничего странного, — ответил отец. — При такой-то погоде.
Однажды ночью он проснулся. Скорее всего, от какого-то звука. Тихо на цыпочках спустился по чердачной лестнице в прихожую и увидел, что его родители сидят на одном стуле на кухне. Мать на коленях у отца, обняв его за шею и положив голову ему на грудь. А он одной рукой обнимал ее за талию, тогда как другой осторожно гладил ей волосы.
— Все устроится, — бормотал отец. — Все устроится.
И никто из них не увидел его, а он неслышно вернулся в свою комнату на чердак и вскоре заснул.