Таинственные истории, случившиеся с обычными людьми
Шрифт:
– Какое? – спросил я.
Гемпель вздрогнул, как будто его пробудили от глубокого забытья со сложным сюжетным сновидением.
– В каком смысле?
– У русского человека, как известно, три имени: собственно имя, отчество и фамилия. Вот я и спрашиваю, по какому имени они тебя окликали?
Гемпель вдруг погрузился в задумчивость. Он молчал довольно долго. Допил коньяк. Вздохнул несколько раз. А потом улыбнулся обезоруживающей улыбкой обаятельного киношного хулигана-шестиклассника:
– Понятия не имею… Оно не было звуком. Оно не имело звукового оформления,
– Странно… но в целом понятно, – вынужден был признать я.
Продолжение рассказа Андрея Гемпеля (в баре).
Я поднялся на шестой этаж и увидел наконец «живую» дверь. Она стояла полуоткрытой, и из нее выползала полоска желтого света. Как только я остановился перед ней, она мгновенно распахнулась, и на пороге появилась девушка.
Представь себе бледное лицо с большими темными глазами. Глаза эти сияли так, словно были ограненными полудрагоценными камнями. Знаешь, если сравнивать глаза с самоцветами, то встречаются отполированные, вечно смазанные слезками, бывают озаренные внутренним светом, эдакие глаза-абажуры… У Алии это была тончайшая огранка. Иначе не выразишь.
Носик у нее хорошенький, с горбинкой, губы почти черные, причудливые. Целовать такие губы не хочется, это уж точно, но прикоснуться к ним – ладонью, щекой – так и тянет. У нее были длинные гладкие черные волосы, прямые плечи, маленькая грудь. Она носила длинное платье, темно-красное, очень простое, даже без талии.
Я влюбился сразу… И дело не в ее красоте, и не в тех загадках, которыми она была окружена… Не существовало ни малейшего сомнения в том, что мне суждено влюбиться в нее без памяти. Это нельзя даже назвать предопределением. Оно было так же естественно, как естествен ход солнца по небу днем и луны – ночью. И так же обыденно. И так же неотменимо. В том мире, где мы оказались, Алия была единственной женщиной, а я – единственным мужчиной. Адам не сказал Еве, когда увидел ее, – мол, я люблю тебя, и все такое. Он сказал – вот плоть от плоти моей. Вот приблизительно это я и чувствовал к Алии. Кощунственный Адам в кощунственном Эдеме.
(Прежде я не замечал за Гемпелем обыкновения ссылаться на Адама и Еву и вообще на такие вещи и немного испугался: нет ничего более нудного, чем проповедник из числа новообращенных. Но, к счастью, Гемпель ограничился этим сравнением, и впоследствии его мысль ушла далеко от всяких там божественных штучек. – Примеч. мое.)
Алия взяла меня за руку и затащила в квартиру. Она сделала это так просто и дружески, что я сразу почувствовал к ней полное доверие. Да, она была другом, верным, добрым другом – не менее, но и не более!
– Хорошо ли вы добрались? – спросила она, когда мы оказались в гостиной. – Без происшествий?
Я не вполне понимал, что она имеет в виду под «происшествиями», и поэтому только покачал головой. Этот жест можно было истолковать как угодно: и как «да», и как
К счастью, она не стала уточнять.
– Мне звонил Милованов, – пояснила Алия. – Он предупреждал о вашем скором визите. А вы давно с ним знакомы?
Я сказал, что Милованова видел впервые на вечеринке у Лазарева, а вот с Лазарем действительно знаком уже много лет. Кажется, это ей было на самом деле совершенно не интересно. Она сказала, что приготовит чай, а я остался в комнате ждать и заодно осматриваться.
Это была просторная комната с высоким потолком. Лепнина была довольно примитивной – выпуклые ракушки, окруженные хороводом из десятка маленьких «камушков». Обоев практически не было видно: все стены гостиной были заставлены стеллажами, на которых громоздились огромные аквариумы. За стеклом медленно шевелились водоросли самых разных оттенков, от нежно-зеленого до густо-красного, плавали рыбы, в том числе и очень крупные, мерцали пластмассовые украшения, купленные в каком-нибудь недорогом магазине. Здесь были античные храмы, амфоры, затонувшие корабли и даже русалка. Последняя настолько заросла тиной, что казалась бородатой.
Все это булькало и источало острый запах, какой обычно бывает на побережье ранней весной, когда на берег выбрасывает сгнившие водоросли и дохлых моллюсков.
Алия возвратилась с чайником и двумя чашками на подносе. Она поставила все это на стол, уселась напротив меня и повернула ко мне свое восхитительное лицо.
– Будете пить чай? – спросила она, как будто все еще сомневалась в моих желаниях.
Я молча кивнул. Она не двинулась с места и не сделала ни малейшего поползновения налить мне в чашку. Продолжала сидеть и рассматривать меня. Наконец она сказала:
– У Милованова случается иногда весьма забавно. Не находите?
– Вы ходите на эти сборища? – спросил я.
Она пожала плечами:
– Была пару раз. Милованов бывает довольно милым.
– Я был вовсе не у Милованова, а у Лазарева, – поправил я.
– Лазарев? – Она опять пожала плечами. – Возможно. Трудно вспомнить.
– Они все были в вас влюблены, – неожиданно для самого себя брякнул я.
Она засмеялась.
– Кто?
– Все.
– «Все» – это пустое место, – сказала Алия. – Кто, например?
– Например, Лазарев.
– Я такого не помню. Наверное, да. Влюблен. Это всегда очень странно.
– А меня вы тоже забудете? – спросил я.
– Вас? – Она удивленно уставилась на меня. – Вас?
– Гемпель, – сказал я. – Андрей Гемпель.
– О! – воскликнула Алия. – Гемпель! Нет, вас я не забуду. Я не могу забыть всех.
– «Все» – это пустое место, – попытался я поддеть ее.
Она неожиданно испугалась. Потянулась ко мне через стол, накрыла мою руку своей.
– Никогда так не говорите! – воскликнула Алия. – Никогда не смейте этим шутить! – Она слегка сжала мои пальцы, а потом откинулась назад и произнесла совершенно другим тоном: – Вам никто не говорил, что к вашим волосам отлично пошли бы дреды?