Таинственный мистер Кин

Агата Кристи

Графиня была высокая, ухоженная женщина. Волосы и глаза у нее были черны от природы, а брови с ресницами — такой невиданной черноты, какая природе и не снилась.

Мистер Саттертуэйт, знавший о женских уловках много больше, чем пристало знать мужчине, тут же воздал должное ее искусству макияжа: матовая сливочно-белая кожа не имела, казалось, ни единого изъяна.

Особенно эффектно выглядели едва заметные коричневые тени под глазами. Губы — не вульгарно-алые или малиновые, а изысканного цвета красного вина. На ней было нечто черно-белое, весьма смелого фасона, а в руках розовый зонтик того оттенка, какой считается наиболее выигрышным для цвета

лица.

Франклин Рудж чуть не лопался от важности.

«Вот идет молодой глупец, — сказал себе мистер Саттертуэйт. — Впрочем, не мое дело давать ему советы, да он и не станет их слушать. Что ж, и мне в свое время приходилось платить за жизненный опыт».

И все-таки он испытал беспокойство, так как был уверен, что одной милой юной американке, приехавшей вместе со всей компанией, дружба Франклина Руджа с графиней вряд ли по душе.

Он уже собирался удалиться в противоположном направлении, когда заметил, что снизу по тропинке к нему поднимается упомянутая уже американка. На ней был хорошо сшитый строгий костюм с белой муслиновой [24] блузкой и удобные туфли на низком каблуке. В руке она держала путеводитель. Иные ее соотечественницы, побывав в Париже, выезжают из него разодетые в пух и прах. Но не Элизабет Мартин: эта девушка «производила осмотр Европы» самым серьезным и добросовестным образом. Чувствуя в себе тягу к культуре и искусству, она твердо вознамерилась за те деньги, которыми располагала, узнать и увидеть как можно больше.

24

Муслин — разновидность тонкой хлопчатобумажной ткани.

Впрочем, для мистера Саттертуэйта ее образ вряд ли ассоциировался с культурой или же искусством. Скорее всего, она казалась ему просто очень юной.

— Доброе утро, мистер Саттертуэйт, — сказала Элизабет. — Вы случайно не видели Франклина?.. То есть мистера Руджа?

— Видел, всего несколько минут назад.

— Вероятно, с его другом — графиней, — язвительно заметила девушка.

— М-м-м… Да, с графиней, — вынужден был признать мистер Саттертуэйт.

— Решительно ничего в ней не нахожу, — сердито объявила Элизабет. — А Франклин от нее просто без ума. И чем она его прельстила?

— Она, мне кажется, держится очень мило, — уклончиво ответил мистер Саттертуэйт.

— Вы ее знаете?

— Немного.

— Я прямо беспокоюсь за Франклина, — пожаловалась мисс Мартин. — Обычно он ведет себя вполне разумно. Ни за что бы не подумала, что он способен увлечься этой сиреной. И главное, слова ему не скажи! Никого не слушает, тотчас лезет в бутылку… Скажите, правда хоть, что она графиня?

— Не могу утверждать наверняка, — ответил мистер Саттертуэйт. — Вполне возможно.

— Вот истинно английский ответ! — поморщилась Элизабет. — Знаете, что я вам скажу, мистер Саттертуэйт? В Саргон-Спрингсе, где мы живем, эта графиня смотрелась бы очень странна!

Мистер Саттертуэйт вполне это допускал и потому не стал говорить вслух, что здесь, в княжестве Монако, в отличие от Саргон-Спрингса, графиня вписывается в окружающую обстановку гораздо лучше, нежели мисс Мартин.

Так как он ничего не ответил, Элизабет направилась дальше, в сторону казино, а мистер Саттертуэйт присел на освещенную солнцем скамью. Вскоре к нему присоединился и Франклин Рудж.

Рудж был полон

энтузиазма.

— Мне здесь ужасно нравится, — с восторгом наивности объявил он. — Да, сэр! Вот это настоящая жизнь — не то, что у нас в Штатах!

Пожилой собеседник обратил к нему задумчивое лицо.

— Жизнь в общем-то везде одинакова, — возразил он, впрочем, без особого воодушевления. — Она лишь рядится в разные одежды.

Франклин Рудж удивленно заморгал.

— Что-то я вас не пойму.

— И не поймете, — сказал мистер Саттертуэйт. — Для этого вам еще надо пройти долгий-долгий путь… Но, ради Бога, извините! Старикам не следует впадать в нравоучительный тон.

— А-а, пустяки! — Рудж рассмеялся, обнажив два ряда прекрасных зубов. — Зато казино почти не произвело на меня впечатления. Я думал, рулетка — это что-то совсем другое, что-то лихорадочное, волнующее… А оказалось — все довольно скучно и противно.

— Казино — жизнь и смерть для игрока, но зрителю смотреть там не на что, — сказал мистер Саттертуэйт. — Об азартных играх интереснее читать, чем наблюдать за ними.

Молодой человек кивнул.

— Вы, говорят, важная птица, да? — спросил он с такой наивной робостью, что сердиться на него было решительно невозможно. — Вращаетесь в обществе и знаете всех герцогинь, графов, графинь?

— Да, довольно многих, — сказал мистер Саттертуэйт. — А также евреев, португальцев, греков и аргентинцев.

— И аргентинцев? — растерялся мистер Рудж.

— Я просто хотел сказать, что я вращаюсь в английском обществе.

Франклин Рудж задумался.

— Вы, наверное, и графиню Царнову знаете? — спросил он после недолгого молчания.

— Немного, — ответил мистер Саттертуэйт, в точности как отвечал недавно Элизабет.

— Интереснейшая женщина!.. Сейчас все говорят, что аристократия в Европе вырождается. Не знаю, мужчины, может, и вырождаются, но женщины — никоим образом! Ну разве не счастье повстречать такое изысканное создание, как графиня? Умна, очаровательна, аристократка до кончиков ногтей. Ведь за нею поколения и поколения носителей культуры!

— Вот как? — сказал мистер Саттертуэйт.

— А разве нет? Знаете, из какой она семьи?

— Нет, — признался мистер Саттертуэйт. — Должен признаться, я очень мало о ней знаю.

— Она из Радзинских — это один из старейших родов Венгрии, — пояснил Франклин Рудж. — Она прожила такую необычную жизнь! Помните на ней длинную нитку жемчуга?

Мистер Саттертуэйт кивнул.

— Это ей подарил король Боснии за то, что она помогла ему вывезти какие-то секретные документы.

— Я слышал, что ее жемчуга — подарок от короля Боснии, — сказал мистер Саттертуэйт.

Он действительно не раз об этом слышал, так как давнишняя любовная связь этой дамы с Его Королевским Величеством до сих пор была у всех на устах.

— Так я вам еще кое-что расскажу.

Мистер Саттертуэйт слушал, и чем дольше слушал, тем больше восхищался богатым воображением графини Царновой. Это вам не какая-нибудь сирена, как выразилась Элизабет Мартин: на сей счет идеалист был достаточно проницателен. Нет, пройдя сквозь лабиринт дипломатических интриг, графиня осталась, как прежде, холодной и неприступной. Разумеется, враги не раз пытались ее оклеветать!.. Молодой человек трепетал при мысли о том, что ему удалось заглянуть в самое сердце старого режима, где в центре, в окружении принцев и советников, высилась загадочная фигура графини — гордой аристократки, вдохновительницы возвышенных романтических страстей.