Таинственный монах
Шрифт:
Хотел было уже идти, девица слава богу, уже убежала, но передумал. Неожиданно стало интересно, кого это он так отоварил. Рожа Игорю показалась до боли знакомая, словно видел ее. Подошел, присел и стал обыскивать карманы. В одном обнаружил бумагу мелко исписанную.
— Экая шишка, — проговорил Ермилов. — Член коллегии народного комиссариата внешней торговли.
Неожиданно Игорь побледнел. Присел и пощупал пульс.
— Жить будет, — выругался, — сволочь.
Бумагу тут же швырнул рядом с раненым и быстро-быстро заспешил прочь.
Отдышался, уже у дома. У стены остановился и прислонился. Достал из кармана пиджака папироску.
Кинув окурок на землю, поднялся в квартиру. Дора сразу поняла, что случилось что-то неординарное. Она посмотрела на Игоря.
— Нам нужно уезжать?
— Нет. Только мне.
Девушка опустилась на табурет, стоявший в коридоре. Хотела спросить, что случилось, но сдержалась. На глазах выступили слезы.
— Я должен Фейга, должен.
Он впервые за время их знакомства назвал ее этим именем. До этого все Дора да Дора. Девушка даже вздрогнула.
— Уеду в монастырь. Скроюсь. — Сам обмолвился, причем сделал это умышленно, — Я чуть не убил человека.
Каплан хотела было сказать, что он и так стрелял в Ленина, но Игорь поднес палец ко рту:
— Тссс…
Девушка поняла. О том, что они оба участвовали в покушении на вождя знать никто не должен. Нельзя обмолвиться даже словом.
Между тем Игорь метался по комнатам. Собирал свои вещи.
— В монастырь? — Вдруг спросила девушка. — В какой?
— Не знаю. Да и тебе знать пока не нужно. Если, все будет нормально… сообщу.
На глазах Доры проступили слезы.
— Не надо. — Молвил он и поцеловал ее в губы. — Не надо.
Ермилов закинул за плечи вещевой мешок и вышел из квартиры.
На улице он остановился. Как и тогда, два года назад, взглянул на окна. Фанни Каплан стояла у окна и смотрела на улицу.
"Интересно, а с ее плохим зрением, она меня видит?" — Подумал Игорек, и помахал ей рукой.
Пел офицер, играя на гитаре. Ермилов в рясе с серебряным крестом на груди, сидел напротив него. В руке была кружка с пивом. На глаза невольно проступили слезы. На то были две причины. Первая — песню эту Игорь частенько крутил на mp3-плейере, и сейчас она нагоняла тоскливые мысли. Причина вторая, неожиданно подумалось — что никто никогда не узнает, в какой эпохе он умрет. Если бы в будущем было известно, то его, скорее всего, вытащили. Сейчас же, находясь в прошлом третий год, надежд на спасение уже не осталось.
Не надо грустить, господа офицеры. ЧтоОфицер замолчал, положил гитару на стол. Потянулся к бутылке и откупорил пробку. Наполнил огненной жидкостью бокал и одним глотком осушил. Взглянул на Ермилова и произнес, с грустью в голосе:
— А может с нами? За границу! А, батюшка?
— Увы, — проговорил Игорь, — здесь моя родина, и здесь мне суждено умереть.
— Я тоже хотел бы умереть на родине, — вздохнул офицер, — но этого не будет, пока по ней ходят большевики. Того Отечества, которое когда-то у меня было, теперь уже нет.
Ермилов понимал, что в его случае бегство в Европу или даже в Америку — это не выход. Повлиять на историю он может в любом месте. Даже здесь. Вот только в этом месте вероятность намного меньше.
Игорь припомнил, как полгода назад наткнулся на монастырь. Сперва он предположил, что обитель после известных событий была пуста, но ошибся. В ней расположились белогвардейцы. Небольшой полк, уцелевший в кровавой войне. Именно их усилиями монастырь теперь был превращен в небольшую крепость. Как утверждал поручик Лисицын, способную выдержать не одну осаду. У них даже был целый арсенал оружия, находившийся в небольшом домике. Появление монаха, а Игорю удалось раздобыть рясу, в ней он выглядел невинным иноком, не вызвало удивления у белогвардейцев. Его появление было воспринято благосклонно. Первое, что сделал поручик во время их первой встречи, так это попросил отпустить грехи. Ермилов это ни когда не делал, и даже не видел, как это делается. Но как утверждал его товарищ по учебке, все когда-то делается в первый раз.
Лисицын оказался хорошим парнем. До Первой Мировой Войны проматывал свою жизнь в обществе молодых девиц, но с началом мобилизации ушел на фронт, где его и застала революция. К большевикам относился нормально, пока не столкнулся с массовым дезертирством солдат. Попытался вразумить, что враг у тех германец, что идет по русским землям размеренным шагом. Когда понял, что бесполезно, присоединился к монархистам. Был в войске Деникина, но когда тот начал терпеть поражения решил податься с отрядом в Вологду, но остановился в пустоши. До Лисицына дошли сведения, что Череповецкая губерния, что лежала на их пути, уже была в руках красных. Было решено направляться за границу и уже там готовить удар по ненавистной власти.
— Боюсь, что нет, — молвил Ермилов. — Вынужден остаться тут.
— Уговаривать не буду. Да и не хочу. Это ваш выбор. Это единственное, что сейчас у нас осталось. Ну, еще совесть.
Лисицын наполнил бокал и вновь осушил его одним глотком. Закусил огурчиком. Между тем Ермилов встал. Задумавшись, стал ходить по келье. Потом вернулся к столу и взял гитару.
Четвертые сутки пылает станица. Потеет дождями донская весна. Не падайте духом, поручик Голицын, Корнет Оболенский, налейте вина. Над Доном угрюмым ведем эскадроны, — Нас благословляет Россия-страна Поручик Голицын, раздайте патроны, Корнет Оболенский, седлайте коня.