Таинственный пасьянс
Шрифт:
Мы направлялись в Афины, но это были не обычные летние каникулы. В Афинах — или в каком-то другом месте в Греции — мы надеялись найти мою маму. Никто не знал, найдём ли мы её там, а если даже найдём, захочет ли она вернуться с нами домой, в Норвегию. Но попробовать стоит, сказал папашка, потому что ни он, ни я и представить себе не могли, что всю оставшуюся жизнь нам придётся прожить без неё.
Мама ушла от нас с отцом, когда мне было четыре года. Наверное, потому, что я как ребёнок продолжал
Мама отправилась в дальние края, чтобы найти самоё себя. Мы с папашкой оба считали, что самое время начать искать себя, если твоему сыну уже стукнуло четыре года, так что против этого мы с ним не возражали. Я только не мог понять, почему ей, чтобы найти себя, понадобилось уехать от нас. Почему она не могла заняться этими поисками дома, в Арендале, или, если уж на то пошло, не съездить для этого в Кристиансанн? Я бы посоветовал всем, кто хочет найти себя, оставаться там, где они живут. Или они рискуют никогда не вернуться обратно.
С тех пор как мама уехала от нас, прошло уже столько лет, что я почти не помню, как она выглядит. Помню только, что она была намного красивее всех других женщин. По крайней мере, папашка в этом уверен. Кроме того, он считает, что чем красивее женщина, тем труднее ей найти самоё себя.
После того как мама уехала, я повсюду искал её. Каждый раз проходя по площади в Арендале, я думал, что вдруг увижу её, и каждый раз, навещая бабушку, которая живёт в Осло, я искал маму на улице Карла Юхана. Но, естественно, не находил. Я не видел её до того дня, как папашка притащил домой греческий журнал мод. Там была мама — и на обложке, и внутри журнала было много её фотографий. По ним было ясно, что она всё ещё не нашла себя. Потому что в журнале были фотографии вроде и мамы, а вроде и другой женщины, которая явно старалась быть кем угодно, только не самой собой. Нам с папашкой стало её жаль.
Этот журнал попал к нам после того, как папашкина тётушка побывала на Крите. Там журнал с мамиными фотографиями красовался во всех киосках. Протяни в окошко несколько драхм — и журнал твой. Смешно даже думать об этом. Мы тут годами искали маму, а она там улыбалась всем прохожим.
— Какого чёрта она в это ввязалась? — спросил папашка и почесал в затылке. Тем не менее он вырезал все мамины фотографии и повесил их в спальне. Он считал, что лучше иметь фотографии женщины, которая похожа на маму, чем не иметь вообще ничего.
Именно тогда папашка и решил, что нам надо поехать в Грецию и найти там маму.
— Нужно попытаться вернуть её домой, Ханс Томас, — сказал он. — Если у нас это не получится, боюсь, она утонет в этой модной сказке.
Я не совсем понял его последние слова. Я не раз слышал, что человек утонул в своей одежде, но не знал, что можно утонуть и в сказке. Сегодня я знаю, что это возможно и что каждый человек должен этого остерегаться.
Когда мы сделали остановку на шоссе перед Гамбургом, папашка начал рассказывать о своём отце. Всё это я уже слышал,
Дело в том, что папашка был сыном немецкого солдата, теперь я не стыжусь этого, потому что знаю, что дети, рождённые от немцев, ничем не хуже других. Но это легко сказать. Ведь я не испытал на своей шкуре, каково расти без отца в маленьком городке на юге Норвегии.
Наверное, папашка заговорил о том, что случилось с его отцом и матерью, потому, что мы оказались в Германии.
Все знают, как трудно было в Норвегии с продовольствием во время войны. И бабушка тоже знала об этом. Вот она и поехала на велосипеде во Фроланд, чтобы набрать немного брусники. В ту пору ей было не больше семнадцати. По пути она проколола шину.
Эта поездка за брусникой, пожалуй, самое важное, что случилось в моей жизни. Забавно осознавать, что самое важное в твоей жизни случилось за тридцать лет до того, как ты родился, но, если бы бабушка в то воскресенье не проколола шину, не родился бы и мой папашка. А если бы не родился он, то и я тоже не появился бы на свет.
Итак, моя бабушка во Фроланде проколола велосипедную шину. У неё была полная корзинка брусники. И, конечно, ничего, чем можно было залатать шину, да и имей она всё под рукой, она вряд ли сумела бы сама наложить заплатку.
В то время по просёлочной дороге ехал на велосипеде немецкий солдат. Хотя он и был немец, оккупант, в нём не было ничего враждебного или отталкивающего. Он очень доброжелательно отнёсся к девушке, которая не могла доехать до дому со своей брусникой. К тому же у него с собой было всё необходимое, чтобы залатать шину.
Если бы дедушка был таким злобным негодяем, какими мы представляли себе всех немецких солдат в Норвегии, он бы просто проехал мимо. Но случилось иначе, хотя бабушка задрала нос и отказалась принять помощь от немецкого оккупанта.
Дело в том, что этому немецкому солдату понравилась девушка, у которой случилась беда. Однако в самой большой беде, случившейся с нею, оказался виноват именно этот солдат. Впрочем, всё это произошло уже очень давно…
На этом месте папашка обычно прерывал рассказ и закуривал сигарету. Надо признаться, что и молодой немец тоже понравился бабушке. В этом и состояла её оплошность. Она не только поблагодарила дедушку, починившего её велосипед, но и согласилась, чтобы он проводил её до Арендала. Бабушка без сомнения была и глупой и непослушной. Но хуже то, что она согласилась снова встретиться с унтер-фельдфебелем Людвигом Месснером.
Так бабушка стала возлюбленной оккупанта. К сожалению, человек не всегда выбирает, в кого ему влюбиться. Ей бы следовало перестать с ним встречаться до того, как она по уши влюбилась в него. Но она не перестала и горько за это поплатилась.
Дедушка и бабушка продолжали тайно встречаться. Если бы жители Арендала узнали, что она встречается с немцем, они бы исключили её из своего сообщества. Ибо единственный способ, каким обычные люди могли бороться с немцами, заключался в том, что они не имели с ними никаких отношений.