Таинственный пасьянс
Шрифт:
Я спрыгнул с высокого стула, но тут слово взял Валет Пик:
— В этом нет необходимости, господин Король, потому что Фроде уже мёртв.
Я быстро обернулся. Фроде соскользнул со стула и без чувств лежал на полу. Мне было не впервой видеть мёртвого человека. Я понял, что Фроде больше никогда не взглянет на меня своими сверкающими глазами.
Меня охватило безграничное чувство пустоты и одиночества. Я остался совершенно один на этом странном острове. Меня окружала живая карточная
Карлики столпились вокруг Фроде. Лица у них были совершенно пустые, более пустые, чем накануне, когда я впервые вошёл в селение.
Туз Червей шепнула что-то на ухо Королю Червей. Потом выбежала за дверь и исчезла.
— Вот теперь мы стали самостоятельными, — сказал наконец Джокер. — Фроде умер, и убили его созданные им творения.
Мне было очень грустно, но я так рассердился, что подошёл к Джокеру и поднял его. Бубенчики зазвенели.
— Это ты убил его, — сказал я. — Тем, что украл пурпурный лимонад из его дома и рассказал о свойствах его карточной колоды.
Я опустил его на пол.
— Наш гость прав, — сказал Король Пик. — Поэтому мы имеем полное право отрубить голову этому шуту. Мы никогда не освободимся полностью от того, кто всех нас дурачил, пока не расправимся с его шутом! Валеты! Немедленно отрубите голову этой кукушке!
Джокер бросился наутёк. Он раскидал в стороны семёрок и восьмёрок и убежал той же дорогой, по которой недавно убежала Туз Червей. Я понял, что время моего визита тоже подошло к концу. И выбрался на улицу этого маленького селения. Там между домами всё ещё лежал жёлтый ковёр, раскинутый вечерним солнцем, но ни Джокера ни Туза Червей нигде не было".
КОРОЛЬ БУБЁН
…мы должны носить на шее бубенчики…
Ещё прежде, чем я дошёл до смерти Фроде, папашка заворочался в кровати, но я был так захвачен чтением, что не мог отложить книжку-коврижку. Лишь когда он начал похрюкивать, я поспешил спрятать её в карман штанов.
— Хорошо спал? — спросил я, когда он уже сел в кровати.
— Сказочно хорошо! — ответил он, и одно мгновение его глаза блуждали по комнате. — И мне приснился удивительный сон, — сказал он.
— Расскажи! — попросил я.
Он всё ещё не встал с кровати. Может, он боялся, что забудет свой сон, если его ноги коснутся пола.
— Мне приснилось, что люди стали маленькими, как карлики, о которых ты вчера рассказывал. Но хотя все они были живые, только нас с тобой удивляло, что мы живём. И тут один старый врач обнаружил, что у всех карликов имеется странный знак под ногтем на большом пальце ноги. Без лупы или микроскопа рассмотреть его было невозможно. Знак состоял из обозначений одной из четырёх мастей игральных карт и числа, от единицы до нескольких миллионов. У одного был знак червей и число семьсот двадцать восемь тысяч девятьсот шестьдесят четыре, у другого — знак треф и число шестьдесят тысяч сто сорок три, у третьего — знак бубён и
Мне пришлось признать, что это необычный сон, но в то же время я подумал, что папашка просто продолжил то, на чём я остановился вчера вечером, читая книжку-коврижку.
— Просто невероятно, какие мысли и идеи прячутся у человека в голове, — сказал он наконец. — Но самые глубоко лежащие идеи проявляются только во сне.
— В том случае, если эта голова не слишком затуманена алкоголем, — ввернул я.
На этот раз он взглянул на меня и широко улыбнулся, не произнеся сам ничего ехидного. Неожиданным было и то, что мы пошли завтракать до того, как он выкурил первую утреннюю сигарету. Завтрак в отеле "Титания" был и очень простой и по-настоящему первоклассный. На столе уже стояла какая-то дешёвая ерунда, стоимость которой была включена в стоимость проживания в отеле. Но тут же был и большой буфет, где можно было взять вкуснейшие блюда, если, конечно, ты был богат и мог за них заплатить.
Папашка никогда не был обжорой, но тут он взял и апельсиновый сок, и йогурт, и яйца, и помидоры, и ветчину, и аспарагус. Я тоже неплохо запасся едой.
— Ты вообще-то прав относительно того, что булькает в бутылке, — признался он, разбив яйцо. — Я почти забыл, что мир так ярок.
— Но, надеюсь, ты не перестанешь философствовать? — спросил я.
Я всегда немного опасался, что все его хитрые мысли связаны с содержимым бутылок и что он, перестав прикладываться к ним, вдруг станет самым обычным человеком.
Он с удивлением поглядел на меня.
— Ты что, спятил? Вот теперь я стану опасным философом.
Я вздохнул с облегчением, а он уже снова пустился в свои рассуждения.
— Ты знаешь, почему большинство людей бродят по свету, нисколько не удивляясь тому, что видят вокруг себя? — спросил он.
Я отрицательно покачал головой.
— Потому что они ко всему привыкли. — И продолжал, посыпав яйцо солью: — Люди не верили бы в существование мира, если бы много-много лет не привыкали к нему. Мир — это то, что легко может изучать даже ребёнок. Дети так восхищаются всем, что видят вокруг себя, что часто не верят собственным глазам. Поэтому они тычут пальцами налево и направо и спрашивают обо всём, что видят. Со взрослыми не так. Мы всё видели уже столько раз, что в конце концов стали считать действительность данностью.
Мы ещё долго сидели за столом и ели сыр с ветчиной. Наконец наши тарелки опустели, тогда папашка сказал:
— Давай пообещаем друг другу одну вещь!
— Это смотря какую, — состорожничал я.
Он глубоко заглянул мне в глаза.
— Давай пообещаем друг другу, что не покинем эту планету до того, пока не узнаем побольше о том, кто мы и откуда взялись.
— Согласен, — сказал я и над столом пожал папашке руку.
— Но прежде мы должны найти маму, — прибавил я. — Думаю, что без неё у нас ничего не получится.