Таинственный всадник
Шрифт:
Что-то прикоснулось к рукаву Рене, и она почувствовала, как неведомые бабочки снова забили крылышками и полетели вниз. Рука Капитана Старлайта потянулась к волосам Рене и вернула на место несколько выбившихся локонов; его взгляд задержался на сверкающих прядях, когда он пропускал их между пальцами. Он снял перчатки, и Рене увидела его руки – сильные, красивой формы, с длинными тонкими пальцами.
Обвив ее прядью свою ладонь, он притянул лицо Рене так близко, что девушка ощутила слабый аромат кожи и запах лошади, исходивший от черного плаща. Когда их лица почти соприкоснулись, Капитан Старлайт
Его рука обжигала огнем, она была горячей, как пламя свечи, поднесенной слишком близко, и Рене явственно услышала ответ собственной плоти. Внутри все задрожало, грудь напряглась, приподняв шелк рубашки.
– Я не заметил больше ни одного освещенного окна на этаже, – пробормотал он. – У вас нет служанки?
Рене с трудом перевела дыхание и откашлялась, прежде чем смогла ответить, но слова прозвучали сухо и едва слышно:
– Комната Финна через холл. Домоправительница и остальные слуги – в западном крыле дома.
– Они там все?
Рене посмотрела на его руку, которая находилась в опасной близости от ее груди. Пальцы уже изогнулись, словно он собирался взять ее грудь в ладонь, как в колыбель, но в самый последний момент Старлайт отстранился, и большой палец скользнул от ключицы к вороту, туда, где голубые вены ниже уха повторяли ритмы его возбужденного пульса.
– Нет ли здесь еще кого-нибудь? – уточнил он.
Снова горячая волна окатила ее. Знает ли он об Антуане? И что означает его вопрос: опять проверка на честность и искренность?
Прежде чем Рене решила, какой из ее ответов будет более мудрым, Капитан Старлайт наклонился так близко, что от его дыхания загорелось ухо Рене.
– Этот ваш мистер Финн… он чутко спит?
Между двумя быстрыми ударами сердца, между вдохом и выдохом она вспомнила, что сказала ему – никакая цена не бывает чрезмерной ради обретения свободы.
Его пальцы ласкали шею, и Рене стояла потрясенная; она видела его лицо всего в дюйме или двух от собственного лица. Она увидела его глаза, огромные, в обрамлении густых ресниц, и в них блестели точечки света.
– Он слышит меня, когда я кричу, месье.
– Когда вы кричите?
– Я… мне часто снятся кошмары, – прошептала она. – Я вижу во сне, что я снова на улицах Парижа, на Площади Революции, там, куда отвели на казнь моего отца. Я вижу гильотину, такую высокую… до самого неба, я вижу кровь, которая капает с лезвия, и она бежит потоками прямо к ногам зевак, которые собрались поглазеть на убийство…
Прошла, наверное, вечность, прежде чем он виток за витком отпустил ее прядь, накрученную на ладонь. Казалось, Капитан Старлайт делал это нехотя, но когда послед–ний завиток соскользнул с длинных пальцев, он снова отступил на несколько шагов в тень, скрывая лицо от света.
– Скажите точно: во сколько вы оцениваете рубины?
Вопрос застал ее врасплох, когда ее тело еще не очнулось от ласки, поэтому она не успела продумать ответ. Рене сказала только то, что на самом деле думала:
– Пятьдесят тысяч фунтов, а возможно, и больше.
– Пятьдесят тысяч? –
Она почувствовала в его голосе нечто большее, чем простое сомнение.
– Они не просто драгоценные камни, месье. Это знаменитые рубины «Кровь Дракона». – Они принадлежали благородному французскому семейству. Как и многие другие, опасавшиеся потерять все во время революции, герцог де Блоис постарался спасти хотя бы часть семейного состояния. Рубины «Кровь Дракона» вместе с другими семейными реликвиями были вывезены контрабандой из Франции; их надеялись спрятать в хранилище банка до того времени, когда герцог совершит побег или его наследники смогут их востребовать.
– Думаю, герцог не совершил побега?
– Он был передан Комитету и казнен за измену, как и его жена, его сыновья и внуки, даже младенец, которому было не больше месяца.
– Каким образом рубины оказались у вашего жениха?
– Он один из тех, кто брал драгоценные камни, золото и серебро – и не только у герцога де Блоиса, но и у других – на хранение, обещая их вернуть, как только владельцы покинут страну вместе с семьями. Действительно, он держал все это богатство в собственном банке, пока не получил известие, что владельцы попали в тюрьму, а потом их казнили. А дальше эти сокровища становились его собственными.
– Какой он предприимчивый, – заметил Тайрон.
– Предприимчивый, – согласилась Рене, – и совесть не беспокоит, что прибыль запятнана кровью.
Заметив, что Рене разволновалась, Тайрон поднял руки, желая успокоить ее.
– Я почти готов встать на защиту вашего жениха, но…
– Никакой защиты, – прервала она. – Эти несчастные доверили ему драгоценности, чтобы обеспечить собственное будущее, защитить семейное наследство от исчезновения. Они заплатили ему огромные суммы за контрабандный перевоз, чтобы Робеспьер и его жадные фавориты не конфисковали все от имени свободы, равенства и братства, а он украл сокровища, украл их из могилы.
– И теперь вы собираетесь украсть их?
– Если я смогу – да.
– И двойная мораль вас не волнует?
– Что вы имеете в виду?
– Ну, осуждать других за то, что вы намерены сделать сами. Но не беспокойтесь, вам незачем отвечать на этот вопрос. Меня больше интересует другое. Вы сможете продать рубины, не потеряв в цене?
– В Лондоне есть люди, лояльно относящиеся к Франции, к монархии. Они охотно выкупили бы рубины только ради того, чтобы они снова не попали в руки другого такого же Эдгара Винсента.
– Эдгар Винсент? Какое, черт возьми, он имеет отношение к этому?
Рене вздохнула.
– Он – мой жених. Он – мужчина, за которого я должна выйти замуж четырнадцатого числа.
Тайрон не смог удержаться от широкой усмешки.
– Черт побери, что вы говорите!
– Это что-то меняет, месье? Вы знаете его?
– Наши дороги пересекались, а мечи скрещивались.
– Вы уже грабили его?
Из темноты раздался хриплый смех.
– Действительно, было дело. Если память мне не изменяет, среди щедрых даров от него и его компаньонки был один премилый пустячок. Брошь… – он умолк на секунду, задумавшись, словно устанавливая между чем-то связь, – из рубинов и алмазов… И жемчуг первоклассный.