Таинственный всадник
Шрифт:
– Милостивый Боже! – воскликнул он – Он… вынудил вас?
Рене трудно было заставить себя не лгать, очень трудно, горячая волна окрасила шею и щеки.
– Нет. Нет, он не принуждал меня, – сказала она спокойно. – Я сама захотела украсть у него то, что могла.
– Украсть, мадемуазель? Я не понимаю, что вы могли у него украсть.
– Частицу его храбрости, наверное. Его смелости. Бесстрашия. И вот это, – добавила она, вспомнив про алмазную булавку для шейного платка. Дрожащими пальцами Рене отцепила ее от нижней стороны воротника и показала. – Это, должно
Финн смотрел на блестящую вещицу, но не прикасался к ней. Он отступил на несколько шагов и тяжело опустился на стул.
– Я… никогда не думал, что такое возможно. Заставить себя продаться этому… этому дорожному ястребу. Когда я просмотрел главное в вашем воспитании?
– Я не продавала себя, – спокойно возразила Рене. – Так случилось. Я никогда бы не пошла на подобное, я бы предпочла умереть.
Финн пристально посмотрел на Рене.
– Что вы подразумеваете под своими словами? Объясните.
Рене покачала головой и опустилась перед стариком на колени.
– Я стояла там же, на площади, с тобой и Антуаном, когда на маму напали солдаты. Я не побежала, чтобы попытаться ей помочь, потому что я тоже испугалась. Я видела, как они били ее, пинали, смеялись над ней, и я хотела за–кричать так же громко, как Антуан, но… я испугалась. Я видела все, я слышала все, я знала, что надо что-то делать, помочь ей, но… я не могла двинуться с места. Потом мне хотелось умереть. Умереть, и больше ничего. Но ты не позволил мне сделать это. Ты руководил мной. Я виновата в своей слабости.
Финн поднял костлявую руку с дрожащими пальцами и погладил длинные волосы Рене.
– Вы? – переспросил он хмуро. – В чем вы виноваты?
– В том, что я не похожа на свою мать. Что я не обладаю ее силой характера и ее храбростью…
– О Господи, дитя. И это давило на вас столь тяжким грузом все прошедшие месяцы? И поэтому, – Финн наклонился и неожиданно схватил Рене за плечи, – и поэтому вы согласились помогать полковнику Росу? Поэтому вы согласились на отвратительный брак? Потому что вы не смогли пожертвовать собой в Париже? Потому что живы, а ваша мать мертва, и… – Ему пришлось остановиться – его переполняли те же чувства, которые испытывала Рене.
Тридцатью годами раньше он помог Селии Холстед бежать от семьи, из Лондона, тайно, с Себастьяном д’Антоном. Это требовало мужества и хорошей подготовки: старый граф держал дочь под замком, за ней следили днем и ночью слуги и члены семьи. Ее ведь собирались благополучно выдать замуж за скрюченного подагрой престарелого герцога Лестера. В день свадьбы Финн занял свое привычное место кучера, но вместо того, чтобы ехать в церковь, он помчал невесту к берегу, где Себастьян приготовил судно и готов был поднять парус тотчас же, как Селия ступит на борт. Финн не собирался покидать Англию, но слуги графа гнались за ними, обстреляли судно с берега, и он убедился, что его новым домом должна стать Франция.
Он остался в семействе д’Антон и с тех пор занимался хозяйством, но все же никто и никогда не догадывался о реальной причине, по которой он предпочел другой берег канала. Никто,
– Никогда, никогда больше не говорите мне ничего подобного, мадемуазель. Я не хочу слышать этого снова. Никогда не давайте мне повода даже подумать, что вы сожалеете о том, что живы, иначе ее смерть, смерть вашего отца были бы напрасными. Пока вы пребываете в этом мире, они живы в вашей памяти, и никакие гильотины не способны предать их забвению.
Из-под густых ресниц Рене хлынули слезы. Увидев, что она плачет, Финн снова откашлялся и встал.
– Я согласен: оставим рубины. Самое лучшее для нас – это бежать отсюда подальше. Охранники уже не такие строгие, как раньше, хотя, конечно, нам есть о чем подумать: мы не должны вызывать у них беспокойство и уж тем более тревогу. Смею сказать, полковник Рос не обрадуется, что его развлечение сорвалось.
Рене подперла щеку рукой.
– Я надеюсь, он умрет от расстройства.
– Да. Хорошо бы. Но мне интересно, – Финн сделал паузу и огляделся, – как он все-таки пробрался сюда?
– Я не знаю, как он вошел, – проговорила Рене. – Он был… уже здесь. Он сказал, что это для него обычное дело.
Она умолкла, а Финн фыркнул:
– Надеюсь, что этот человек окажется таким же находчивым, когда его запрут в тюремной камере. А мы между тем последуем его примеру и просто выйдем через главный вход. Чтобы избежать подозрений, не возьмем никакого багажа – только то, что войдет в саквояж. Ваша задача, мадемуазель, – найти предлог для поездки в город. Пиджин, конечно, захочет увязаться за нами, как всегда, но… – Он нахмурился. – У вас остались снотворные порошки, которые дал доктор в Лондоне?
Рене кивнула и пошла за маленькими пакетами, которые лежали в коробке из сандалового дерева в ее гардеробной. Когда она вернулась, Финн снова приободрился.
– Мы сначала остановимся в кондитерском магазине и предложим ей сладости. Она наверняка расцветет, увидев маленькие белые кексы, пропитанные портером и сливками. В то время как вы будете осматривать следующий магазин, я подслащу ее чай, – он потряс один из пакетиков, – и полагаю, она здесь надолго задержится. Как только она заснет, мы направим карету на тихую улочку и наймем другой экипаж. К тому времени, когда голова ее прояснится, мы будем уже на полпути к Манчестеру.
– К Манчестеру?
– В Лондоне скорее всего нас и начнут искать, поэтому нам незачем туда ехать. Надо приготовиться и к погоне: они пустятся за нами следом тотчас, как обнаружится, что зайцы сбежали; но я думаю, основные силы бросят на юг, а не на север. – Финн замолчал, видя, что Рене не сводит с него глаз, и попытался утешить ее быстрой улыбкой.
Финн взял у Рене булавку для шейного платка и поднес к свету.
– Действительно, исключительная вещь. Этих камней хватит, чтобы заплатить за троих.