Таинство веры. Введение в православное догматическое богословие
Шрифт:
Основным правилом при Иисусовой молитве является требование «заключить ум в слова молитвы» (Иоанн Лествичник) [307]. Однако подвижниками древности было замечено, что ум, когда находится в голове, подвержен рассеянности и «парению», не способен сосредоточиться. Поэтому был выработан метод концентрации ума в сердце, названный умно-сердечной молитвой. Сущность его в том, чтобы при молитве ум находился в области сердца: «Надобно из головы сойти в сердце… — говорит святитель Феофан Затворник в одном из своих писем. — Помнится мне, вы писали, что от внимания голова даже болит. Да, если головою только работать. А когда сойдет в сердце, никакого труда не будет, голова опустеет и помыслам конец. Они все в голове, один за другим гонятся и управиться с ними нет возможности. Если же найдете сердце и сумеете стоять в нем, то всякий раз, как начнут смущать помыслы, стоит только низойти в сердце — и помыслы разбегутся… В сердце — жизнь, там и жить надобно. Не думайте, что это дело совершенных. Нет. Это дело всех, начинающих искать Господа» [308]. Имя Иисуса должно соединиться с сердцем
Об умно-сердечной молитве писал автор трактата «Метод священного безмолвия», приписываемого преподобному Симеону Новому Богослову [310]. Там, в частности, говорится, что есть три образа внимания и молитвы. Первый — когда человек, стоя на молитве, воображает в своем уме небесные блага, ангелов, святых и все, что он читал в Писании: этот путь основан на работе фантазии. Второй — когда человек, молясь, сосредотачивается в голове и воюет с помыслами, но не может их одолеть: «мысли с мыслями борются», и в уме нет ясности. Третий образ молитвы — сведение ума в глубь сердца, соединяемое со всяким вниманием, отсутствием земных попечений, чистотой совести и бесстрастием: это единственный истинный способ молитвы. Автор трактата советует для того, чтобы облегчить схождение ума в сердце, использовать некоторые физические приемы: сесть в темной комнате на низкий стул, закрыть глаза, опустить голову, стеснить немного дыхание, постараться найти умом «сердечное место» (верхнюю часть сердца) и, сосредоточившись там, творить Иисусову молитву.
Все эти приемы являются лишь вспомогательным средством для того, чтобы привыкнуть к молитве, а отнюдь не самоцелью. Любопытно, что святитель Феофан Затворник, один из опытнейших духовных наставников XIX века, относился к этим приемам весьма сдержанно. Переводя «Метод» преподобного Симеона на русский язык, он намеренно пропустил все, что касается физических приемов молитвы. В примечании он пишет по этому поводу: «Святой Симеон указывает некие внешние приемы, кои иных соблазняют и отбивают от дела, а у других покривляют само делание. Так как сии приемы, по недостатку руководителей, могут сопровождаться недобрыми последствиями, а между тем суть не что иное как внешние приспособления к внутреннему деланию, ничего существенного не дающие, мы их пропускаем. Существо дела есть — приобрести навык стоять умом в сердце… Надо ум из головы свести в сердце и там его усадить, или, как некто из старцев сказал, сочетать ум с сердцем. Как этого достигнуть? Ищи и обрящешь. Удобнее сего достигнуть хождением пред Богом и молитвенным трудом, особенно хождением в церковь» [311].
Святитель Феофан, таким образом, делает акцент на «хождении перед Богом». Это библейское выражение, часто употребляемое в Ветхом Завете, когда речь идет о праведниках (Быт. 5:24; 6:9; 17:1 и др.). В новозаветном контексте, особенно в контексте христианской аскетической практики, оно означает согласование всей жизни с заповедями Божьими. Ходить перед Богом значит сверять каждый поступок и каждую мысль с Евангелием, непрестанно помнить о Боге, чувствовать Его присутствие, стараться ни в чем не погрешить против Его правды. Молитва только тогда приносит плод, когда она сочетается с истинно христианской жизнью, иначе она является лишь имитацией духовности. «Не трудно узнать людей, которые относятся к духовной жизни не серьезно, а пытаются ее имитировать… — пишет иеромонах Серафим (Роуз). — В Сан-Франциско жил некий человек, который возгорелся идеей Иисусовой молитвы. Он постепенно увеличивал количество молитв, пока не дошел до 5000. Живя в миру, посреди шумного города, он по утрам, прежде нежели приступить к какому-нибудь делу, до еды произносил стоя на балконе, до 5000 Иисусовых молитв и чувствовал себя удивительно освеженным и приподнятым. Случилось однажды, что утром, когда он приступил к последней тысяче, под балконом появился человек, который стал заниматься какими-то своими делами. И вот, наш молитвенник был настолько выведен из себя этим появлением, что стал швырять в этого человека посудой. С какой точки зрения нам следует оценивать человека, занятого духовной жизнью, творящего Иисусову молитву, если вдруг в процессе этой молитвы он может начать кидаться посудой? Это означает, что внутри него страсти были на свободе… Духовная жизнь не означает пребывание в облаках и творение молитвы Иисусовой или совершение каких-то телодвижений» [312].
Идеал христианства — достичь такого состояния, чтобы вся жизнь превратилась в молитву, чтобы каждое дело и каждая мысль были проникнуты молитвой. Всякий христианин имеет молитвенное «правило», т. е. некоторое количество молитв, которые он прочитывает ежедневно, или определенное время, каждый день посвящаемое молитве. «Правилом», или «каноном» (греч. kanon), строители называют прибор, по которому судят о ровности стены («отвес» — веревка с подвешенной гирей). Молитва является таким «каноном», по которому мы можем определить наше духовное состояние: если мы любим молиться, значит — мы на пути к Богу, если нет — в нашей духовной жизни не все в порядке. По молитве можно проверить любое дело — угодно оно Богу или нет. Один купец долго убеждал преподобного Силуана Афонского, что курение — не грех. Старец Силуан посоветовал ему всякий раз, прежде чем взять сигарету, помолиться. Купец возразил: «Молиться перед тем, как курить, как-то не идет». Силуан сказал в ответ: «Итак, всякое дело, перед которым не идет несмущенная молитва, лучше не делать» [313].
Молитва и богословие
Святые Отцы называют молитву «истинным богословием»: «Если ты богослов,
Но и молитва не является спонтанным и произвольным деланием ума — она тоже зиждется на богословии. Церковь верует, что вне правильного догматического сознания не может быть полноценной молитвы: искажение догматов ведет к искажениям в молитвенной практике, как это можно видеть на примере многочисленных сект, отколовшихся от Церкви. Христианин, даже если он молится наедине, является членом Церкви: «Личная молитва возможна только в контексте общины. Никто не является христианином сам по себе, но только как член тела. Даже будучи в уединении, «в келлии», христианин молится как член искупленного общества, Церкви» (протоиерей Георгий Флоровский). [316] Личная молитва неотделима от богослужения и является его продолжением. Вся жизнь христианина есть Литургия, которую он совершает в своем сердце и посвящает Святой Троице — Отцу, Сыну и Святому Духу.
Каждая религия включает в себя те или иные формы молитвы, и при желании можно найти много общего между молитвенной практикой всех религий. Так например, существуют известные параллели между Иисусовой молитвой и призыванием имени Божьего в исламе, между практикой умного сосредоточения в христианстве и йогической медитацией. Однако в Иисусовой молитве главное не то, что она представляет собой непрестанно повторяющуюся формулу, что совершается в тишине ума, что помогает сосредоточиться и т.д., главное — к Кому она обращена, Чье имя мы призываем. «Иисусова молитва — это не только средство, помогающее нам сконцентрироваться или расслабиться. Это не просто сорт «христианской йоги», разновидность «трансцендентальной медитации» или «христианская мантра»… В отличие (от йоги), она есть призывание, обращенное к другому Лицу — к Богу, ставшему человеком, Иисусу Христу, нашему личному Спасителю и Искупителю… Контекст Иисусовой молитвы есть прежде всего вера. Призывание Имени предполагает, что тот, кто произносит молитву, верует в Иисуса как Сына Божьего и Спасителя» [317]. В этом кардинальное отличие христианской молитвы от внехристианской: верующий во Христа молится Христу и во Христе. Он также молится Деве Марии как Матери Бога, святым как Его свидетелям.
Апостол Павел говорит, что в сердцах христиан Дух Святой молится Отцу, взывая: «Авва! Отче!» (Гал. 4:6). Христианская молитва есть вслушивание в этот голос Божий внутри сердца. Не сам человек молится — Бог молится в нем: «Что много говорить? — пишет преподобный Григорий Синаит. — Молитва есть Бог, делающий все во всех, ибо одно действие Отца и Сына и Святого Духа, делающего все во Христе Иисусе» [318].
Если молитва есть действие (энергия) Троицы «во Христе», что может быть общего у такой молитвы с внехристианской молитвой? Современные кришнаиты говорят, что «Христос и Кришна — одно и то же», это только различные имена одного Бога, и потому нет никакой разницы — повторять ли про себя Иисусову молитву или мантру «Харе Кришна». Христианство же исповедует, что «нет другого имени под небом… которым надлежало бы нам спастись», кроме имени Иисуса Христа (Деян. 4:12). Истинный богослов — тот, кто верует в Бога Троицу и воплощенную Истину — Иисуса Христа, Сына Божия. Истинный богослов молится истинно, а неистинный богослов молится неистинно, потому что находится вне Истины.
Плоды молитвы
Если молитва — совместное творчество человека и Бога, то от человека зависит приложить усилие, потрудиться, а от Бога — даровать плоды. Молитва есть духовная работа, и к ней приходится принуждать себя: она, как и Царство Божие, «усилием берется» (Мф. 11:12). Все, что объединяют в понятии «плоды молитвы», является даром свободной воли Божьей, а не следствием прилагаемых усилий. Когда и что даровать молящемуся — зависит только от Бога. Святые Отцы предупреждают об опасности стремления к особым благодатным состояниям и духовным дарам во время молитвы. Единственное состояние, которое нужно возгревать в себе, — покаянное чувство своего недостоинства и ничтожества перед величием Бога, соединенное с жаждой богообщения. Искание благодатных дарований преподобный Исаак Сирин называет душевной болезнью: «Откажемся от того, чтобы искать у Бога высокого, пока не посылает и не дарует Он этого… Кто не считает себя грешником, того молитва не принимается Господом. Если же скажешь, что некоторые отцы писали о том, что такое душевная чистота, что такое здравие, что такое бесстрастие, что такое созерцание, то писали не с тем, чтобы нам с ожиданием домогаться прежде времени… Господне (дарование) придет само собою, если место в сердце будет чисто и неоскверненно. Чего же ищем «с соблюдением», разумею высокие Божии дарования, то не одобряется Церковью… И это не признак того, что человек любит Бога, но душевная болезнь» [319]. Все дары благодати и милости Божьей придут, когда этого захочет Бог: «Помилование зависит не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего» (Рим. 9:16).