Таис Афинская
Шрифт:
К Александру и Таис, которая ехала чуть приотстав, потрясенная увиденным, подъехал взволнованный Птолемей.
– Как они могли разрушить прекрасные Афины – храмы, стои, фонтаны! Зачем? – спросила в свою очередь Таис.
Александр искоса глянул на Птолемея.
– Что тут ответит мой лучший наблюдатель стран и государств?
– Очень просто, великий царь!
Непривычное титулование не ускользнуло от гетеры.
– Очень просто, – повторил Птолемей, – прекрасное служит опорой души народа. Сломив его, разбив, разметав, мы ломаем устои, заставляющие людей биться и отдавать за родину жизни. На изгаженном, вытоптанном месте не вырастет любви к своему народу, своему прошлому, воинского мужества и гражданской доблести. Забыв о своем славном прошлом, народ обращается в толпу оборванцев, жаждущих лишь набить брюхо и выпить вина!
– Отлично, друг! – воскликнул Александр. – Ты разве не
– Птолемей прав, как обычно, но не во всем. Ксеркс прошел с разрушениями и пожарами через всю Аттику и сжег Акрополь. На следующий год его сатрап Мардоний пришел в Афины и сжег то, что уцелело от Ксеркса. Птолемей прав – Мардоний жег и разрушал прежде всего храмы, стои и галереи скульптур и картин. Но мои соотечественники не стали ничего восстанавливать: обрушенные стены, почерневшие колонны, разбитые статуи, даже головешки пожарищ оставались до той поры, пока персы не были изгнаны из Эллады. Черные раны на нашей прекрасной земле укрепляли их ненависть и ярость в боях с азиатскими завоевателями. И в битве при Платее они сокрушили их – через долгих тридцать лет! И вот появились Перикл, Аспазия, Фидий, и был создан Парфенон!
– Ты хочешь сказать, что не только само прекрасное, но и лицезренье его поруганья укрепляет душу в народе? – спросил Александр.
– Именно так, царь, – ответила Таис. – Но только в том случае, если народ, сотворивший красоту своей земли, накопивший прекрасное, понимает, чего он лишился!
Александр погрузился в молчание.
Лошади, будто предчувствуя близкий конец пути, приободрились и резво побежали по дороге, спускавшейся в густой лес. Толщина древних дубов указывала, что лес исстари был заповедным, защищая равнину Персеполиса от северных ветров. Дальше пошли возделанные поля, заботливо орошенные горными ручьями. Мирные земледельцы, скорее всего, рабы царских хозяйств, вспахивали землю на могучих черных быках огромного размера, апатичных и медлительных, с рогами, загнутыми внутрь. Македонцы уже познакомились с этими животными, их необыкновенно жирным молоком и вкусным мясом. Далеко впереди на плоской равнине как бы плавали над землей белые дворцы Персеполиса. Даже с большого расстояния нестерпимо сверкали на солнце их крыши из чистого серебра.
Пехотинцы и лучники перешли на бег, из последних сил стараясь не отстать от конницы. Войско развернулось широким фронтом. Разбившись на маленькие отряды, македонцы пробирались среди садов, оросительных канав и бедных домов городской окраины. Жители с ужасом и криками прятались где попало, ворота запирались или оставались распахнутыми. Александр знал, что его план внезапного захвата Персеполиса удался. Никто не подозревал о спешном подходе крупных македонских сил. Поэтому он не построил плана сражения и боевого порядка, предоставив инициативу начальникам отрядов и даже сотникам. Сам он с наиболее выносливыми гетайрами и тессалийцами поскакал к сокровищнице, прежде чем ее хранители могли что-либо предпринять для сокрытия серебра, золота, драгоценных камней, пурпурной краски и благовоний.
Пока в вишневых и персиковых садах пехотинцы вступали в бой с наскоро сбежавшимися воинами слабой персидской охраны города, покрытые грязью от пота и пыли всадники ринулись к стоявшим на высоких платформах дворцам.
Легкие, белые, покрытые тонкими бороздками колонны по сорок локтей высоты стояли целым лесом, скрывая таинственное обиталище персидских владык. В северном углу дворцовой платформы лестница, ведшая в ворота. Ксеркса, защищалась лучниками и отрядом избранной царской охраны «Бессмертных» в сверкающей позолотой броне. Большая часть этих храбрых воинов погибла при Гавгамеле, часть ушла с Дарием на север. Оставшиеся в Персеполисе смогли оказать лишь короткое сопротивление бешеному напору отборнейшей македонской конницы. Не успели опомниться дворцовые служители, как копыта коней затопали, проскочив незапертые ворота Ксеркса с их огромными изваяниями крылатых быков. Яростные кони влетели на огромную северную лестницу, ведшую с плит платформы через портик из 12 круглых колонн в ападану – Залу Приемов, квадратное помещение в 200 локтей по каждой стене, высокая крыша которого была подперта массивными квадратными колоннами, стоявшими правильными рядами по всей зале, как и во всех других гигантских залах персепольских дворцов.
Спешившись, Александр остался в прохладной ападане, в то время как Птолемей, Гефестион, Филотас разбежались во главе своих воинов по залам в поисках сокровищницы, разгоняя во все стороны перепуганных мужчин и женщин дворцовой прислуги. Они достигли отдельно стоявшей в восточной части дворца сокровищницы через тройной пилон и южный фасад, обращенный к равнине. Там, в залах «Ста колонн», «Девяноста девяти
Вымотанные до предела, македонцы повалились отдыхать тут же, в залах дворцов, поручив лошадей дворцовой прислуге. Воины не имели сил даже для грабежа. Александр не хотел трогать местных жителей, по примеру Сузы, хотя Персеполис не сдался и не выслал заранее парламентеров. Оправданием служило внезапное появление македонцев, ворвавшихся в город, когда решать что-либо было уже поздно.
Леонтиск и Кратер объехали площади и главные улицы, расставляя стражу – предосторожность неизлишняя, так как в городе могли затаиться немалые отряды вражеских воинов. Везде, на улицах и в садах, в тени деревьев и у стен, лежали спящие македонцы, кто как мог – на коврах, одеялах и циновках, отобранных у жителей.
В это сонное царство Таис, дожидавшаяся в загородном саду с небольшой охраной, вступила уже под вечер. По условию она подъехала к западной лестнице, где служители дворца усердно смывали кровь, обильно растекавшуюся по белым ступеням. Трупы погибших защитников дворца были уже убраны, но резкий запах крови еще стоял в предзакатном безветрии.
Эту ночь Таис провела в богатом доме бежавшего царедворца, где рабы и рабыни со страхом старались исполнить любые желания чужеземки, усталой, черной от солнца и пыли, казавшейся им грозной, несмотря на красоту и небольшой рост. Видно, страху им прибавили выразительные жесты Леонтиска и Птолемея, которые, водворив сюда Таис, тут же исчезли. А может, еще больше они боялись соседства отряда конников, который расположился на отдых в саду, а своих лошадей устроил не только в опустелых конюшнях, но и в доме. Простившись с македонскими военачальниками, Таис почувствовала себя одинокой перед целой толпой слуг, брошенных хозяевами на произвол судьбы, но добросовестно сохранявших их имущество. Первым делом она потребовала ванну. А когда ей знаками показали, что ванна готова и можно идти, она прошла в большое круглое помещение, заткнув кинжал за пояс коротенького хитониска. Там ее встретила старая рабыня, гречанка из Ионии, заговорившая на понятном Таис диалекте. Взволнованная встречей с первой за долгие годы свободной эллинской женщиной, примчавшейся в сердце Персии вместе с непобедимым войском страшных завоевателей, она по-матерински взялась опекать Таис. После ванны старая гречанка старательно растерла все тело гетеры, а загрубевшие, покрытые ссадинами колени смазала каким-то коричневым, резко пахнущим составом. Она объяснила, что это драгоценное лекарство дороже серебра. Его собирают в пустынных горах за Персеполисом, где оно встречается натеками на голых скалах.
– Может быть, это горючее зеленое масло? – спросила Таис.
– Нет, госпожа. Горючего масла сколько угодно на востоке и севере, на берегах Гирканского моря. А это редкостный дар Геи, имеющий силу излечивать все, особенно раны. Увидишь, что завтра все твои царапины исцелятся.
– Благодарю тебя! Приготовь на завтра этот состав для лечения ран моих друзей, – сказала Таис. В схватке у ворот получили легкие раны Птолемей и старый лохагос.
Рабыня согласно закивала, заворачивая Таис в редкую ткань, чтобы не остудить после растирания, и кликнула двух служанок, которые стали расчесывать гребнями слоновой кости блестящие после мытья черные волосы афинянки. А Таис уже ничего не чувствовала. Она крепко спала, запрокинув голову и чуть приоткрыв небольшой рот с детской верхней губой.
Старая рабыня, едва чесальщицы кончили свое дело, укрыла эллинку с нежностью, как собственную дочь.
На следующий день Александр, чистый и свежий, как юный бог Эллады, в золотой броне, принял кшаттру, или, по-гречески, сатрапа, Парсы и его приближенных вельмож в тронном зале дворца, который совсем недавно занимал несчастный «царь царей». Персы принесли списки находившегося в городе ценного имущества и благодарили за то, что великий завоеватель не позволил разграбить Персеполис. Александр загадочно улыбался, переглядываясь со своими военачальниками. Они знали, что удержать воинов от грабежа легендарной столицы смогла только неимоверная усталость, сморившая их у самой цели. Навести порядок теперь, когда миновал боевой азарт, было легко, и Александр на самом деле отдал приказ ничего не трогать в городе.