Так было…(Тайны войны-2)

Корольков Юрий Михайлович

Двадцатого июля Уинстон Черчилль на «Дакоте» прилетел в Шербур, который к этому времени был занят американскими войсками. К началу июля Дуайт Эйзенхауэр располагал уже миллионной армией в Северной Франции, у него было многократное превосходство над противником. Но в общем-то дело двигалось пока что медленно. Кое-где в печати появились желчные вопросы. Зачем надо было высаживаться в Нормандии, чтобы потом столько времени топтаться на месте? Но Черчилль хладнокровно относился к критике, он молчал и не обращал внимания на мелкие уколы. Он знал, что делает. «Валькирия» поможет наверстать упущенное и обеспечит

политические выгоды.

Сейчас премьера занимало другое. Уже сколько времени Монтгомери никак не мог захватить Кан. Городок этот, сам по себе малозначащий, имел стратегическое значение. Взять его надо было во что бы то ни стало. Помимо всего, это затрагивало престиж британских войск. Взяли же американцы Шербур. Англичанам нельзя отставать.

Вечером 7 июля на мирный французский городок обрушился шквал огня. В течение сорока минут британские летчики сбросили на его кровли две с половиной тысячи тони бомб. Любители средних цифр прикинули — на каждого жителя, включая грудных детей, пришлось по пятьдесят килограммов смертоносного груза.

Линейные корабли «Родней», «Роберт Бельфас» и другие военные суда несколько часов подряд обстреливали Кан из орудий тяжелого калибра. На рассвете три английские дивизии пошли в атаку на городок. Они наступали с трех сторон, но единственным препятствием в продвижении солдат оказались глубокие воронки — авиация явно перестаралась. Гитлеровцы не оказывали сопротивления. Их совсем мало размещалось в городе. Потери немецких оккупантов были ничтожными. А французов, жителей городка, погибло больше двух тысяч.

Впрочем, и в других местах англо-американская авиация не особенно заботилась о последствиях своих бомбардировок. Часто они приносили неизмеримо больший ущерб французскому населению, чем немцам. Французский комитет национального освобождения вынужден был даже обратиться с меморандумом к правительствам Англии и Соединенных Штатов с просьбой соблюдать осторожность, чтобы избежать бессмысленных разрушений и человеческих жертв. Но все оставалось по-старому — бомб не жалели.

Прилетев в Шербур, Черчилль нетерпеливо стал ждать сигнала. Сигнал пришел той же ночью, но не тот. Берлинское радио передало о неудавшемся покушении на Гитлера.

В тот день, 20 июля 1944 года, события в Германии разворачивались стремительно и неожиданно.

С утра полковник Клаус фон Штауфенберг улетел в Восточную Пруссию. Самолет ушел утром, чтобы заранее доставить пассажиров в Вольфшанце. В эти дни Гитлер сам проводил военные совещания в главной ставке. Обычно на совещания вызывали командующих армиями, начальников управлений вермахта, приближенных фюрера. Почти всегда в таких оперативных совещаниях участвовало несколько штабных работников.

Командующий внутренними войсками генерал-полковник Фромм старался возможно реже попадаться на глаза Гитлеру. Поэтому он охотно перепоручал своему начальнику штаба фон Штауфенбергу присутствовать на совещаниях в главной ставке. Генерал-полковник был посвящен в заговор, но, расчетливый и осторожный, он уклонялся от активного участия в оппозиции. Надо посмотреть, как еще все обернется. Фромм будто не замечал, что его штаб на Бендлерштрассе превратился в главный штаб заговорщиков.

Самолет шел на небольшой высоте, и Штауфенберг развлекался тем, что наблюдал за бежавшей внизу тенью. Она скользила

по крышам домов, по квадратам полей, пересекала паутину железных дорог, шла по воде. Полковнику надо было рассеяться и отвлечься. Он умел безукоризненно себя держать, гордился своим самообладанием, но все нее и его нервы начинали сдавать. Четвертый раз за последние две недели Штауфенберг предпринимал попытку осуществить покушение на Гитлера. Сейчас он загадал — если тень пройдет вон над тем одиноким хутором, покушение удастся… Ага — удастся! Самолетная тень проутюжила весь хутор.

Штауфенберг удовлетворенно отвернулся от иллюминатора. Кто-то позвал его. Это Хойзингер протягивал ему металлический стаканчик, наполненный коньяком. Офицеры завтракали в самолете. Штауфенберг большим глотком осушил стакан и закусил коньяк лимоном.

— Откуда лимон? — спросил он.

Хойзингер хитровато улыбнулся:

— Надо всюду иметь друзей… Скажи, Клаус, ты долго намерен докладывать?.. Я хотел бы сегодня же вернуться в Берлин.

— Нет, совсем недолго. У меня только основные цифры. Фюрер уже знакомился с материалом.

На сегодняшнем совещании полковник фон Штауфенберг должен был докладывать о том, как идет формирование новых резервных дивизий «фолькс-гренадер» — народных гренадеров из ограниченно годных людей, остававшихся до сих пор вне армии. Гитлер рассчитывал, что эта мобилизация даст ему двадцать — двадцать пять дивизий. Конечно, для этого придется прочистить все закоулки в тылах жесткой метлой. Геббельс уже объявил, что в Германии закрываются все театры, музыкальные и художественные училища, варьете, мюзик-холлы. Студенты, капельдинеры, актеры, билетеры — вся эта веселая команда, умеющая проверять билеты, петь фривольные песенки, играть на саксофонах, никогда в глаза не видавшая автомата, должна была остановить вторжение советских армий в Германию… Полковник фон Штауфенберг скептически относился к идее Гитлера, но выполнял все, что требовалось от начальника штаба резервных войск.

— Ты знаешь, как называют батальоны ограниченно годных? — спросил Хойзингер. — Желудочные батальоны! — Он рассмеялся. — Говорят, старики страдают несварением желудка. Им нужны клистирные трубки, а не оружие…

Штауфенберг тоже так думал, но он промолчал. Хойзингер вызывает на щекотливые разговоры, а потом может донести в гестапо. Он был одним из офицеров, которые готовили «план Барбаросса», и с тех пор его считали штабным специалистом по Восточному фронту. Штауфенберг недолюбливал этого назойливого полковника и старался прекратить разговор. Но Хойзингер не отставал. Он явно томился бездельем.

— Кажется, сегодня будет жарко, — сказал Хойзингер, глядя на озера, нестерпимо блестевшие на солнце.

— Не жарче, чем на Восточном фронте, — мрачно сострил кто-то из военных, но его не поддержали. Опасно отвечать на такие шутки.

Было около одиннадцати утра, когда самолет приземлился на аэродроме близ Вольфшанце и пассажиры отправились к поджидавшим их автомобилям. От бетонированных плит тянуло жаром, как из калориферов. Что же будет позже, если с утра такая жара… Спина, шея, лоб мгновенно стали у всех влажными от пота. Штауфенберг снял в машине фуражку, вытер платком виски и поправил на коленях портфель. Он ни на мгновение не выпускал его из единственной руки.