Так было…(Тайны войны-2)
Шрифт:
— Что?.. Ты не понял? — Мелькнул кулак, и заключенный с разбитым лицом отшатнулся назад. Из носу текла кровь. — Теперь понятно? — Эсэсовец повернулся и зашагал вперед быстрым, гимнастическим шагом.
Дорога, мощенная брусчатым камнем, стала круто подниматься вверх. Андрей начал задыхаться от быстрой ходьбы. В боку закололо, будто кто-то давил под ребра толстым гвоздем. Кюблер шепнул:
— Положи в рот камешек. Держи!.. — Он сунул в руку Андрея гальку размером с лесной орех. — Надо сосать…
И в самом деле — стало легче. Режущая боль под ребрами притупилась.
Наконец дорога стала положе, и Черная пантера сбавил шаг. Он тоже порозовел от быстрого бега. Теперь узники шли высоко над Дунаем. Перед ними открылась величественная панорама альпийских гор, склоны которых покрывали бурозеленые, густые леса. А впереди поднимались белые стены лагеря с прямоугольными башнями — настоящая тевтонская крепость.
Через полчаса вконец измученные узники подошли к полосатому шлагбауму.
Вахтман лениво поднял шлагбаум. Распахнулись железные ворота с повисшим над ними орлом со свастикой… Колонна остановилась в центре большой площади. Напротив поднималось двухэтажное здание, на крыше которого поскрипывал железный флюгер с изображением черепа и скрещенных берцовых костей. Рядом стояло еще какое-то сооружение промышленного типа с высокой трубой. Из трубы вился прозрачный дымок, тянуло горелым мясом.
Солнце давно поднялось над горизонтом, а прибывшие узники все стояли недвижимо на солнцепеке. Про них словно забыли. Потом приказали раздеться, из ручного брандспойта окатили всех холодной вонючей жидкостью и повели в душевую. Несколько человек, одетых в полосатые куртки и такие же бесформенные штаны, обслуживали вновь прибывших. Они сгребали сброшенную одежду, а после душа выдавали другую — такую же полосатую, какая была на них..
Андрей выполнял все то, что делали другие. Сбросил одежду, спустился голый в полуподвал, где парикмахеры выстригали на голове дорожки — от лба до затылка. Затем прогнали всех через душ, и Андрей получил одежду, которую сунул ему человек в полосатой куртке. Он внимательно посмотрел на Андрея и проводил его долгим взглядом. Это был хромой французский шахтер Гильом, с которым в прошлом году Андрей встречался в Грюневальде под лиловым кленом. Андрей ни за что не мог бы угадать в этом человеке своего собеседника на подпольной встрече. Но Гильом узнал русского.
— Симон, там, кажется, привезли твоего знакомого, — сказал он своему товарищу. — Помнишь, того русского, с которым встречались мы в Грюневальде…
— Месье Воронсова?!
— Ну да… Мне кажется, это он. Он не узнал меня.
— Где он?.. Куда его отправили? — Симон заволновался.
— Пока в карантин, но, кажется, их всех пошлют в двадцатый блок. Номеров им не дали… У всех на груди красные кружки. Значит — «кугель»… Надо немедленно действовать…
— Скажи Францу Далему. Впрочем, я сам… А ты подробнее узнай у писаря. Надо спасти…
Двадцатый
В бараке, рассчитанном человек на двести, постоянно находилось несколько сот узников. Сюда сгоняли главным образом советских офицеров и политработников, обреченных на уничтожение. Им не оставляли ни фамилий, ни номеров, — считали по головам: отдельно живых, отдельно мертвых. Главное только, чтобы сходились цифры. И каждый живой должен был стать мертвым… Этого требовал знак «К» — «кугель» — на препроводительной бумажке узника и красный кружок на одежде.
В тот же вечер Гильом проскользнул в карантинный барак и разыскал Воронцова.
— Иди за мной, — сказал он. Заметив, что Андрей колеблется, Гильом добавил — Тебя ждет Симон… Помнишь Грюневальд?.. Иди…
Происходили странные вещи. Андрей с Гильомом свободно вышли из санитарного барака, и блоковый сделал вид, будто их не заметил. Они свернули за угол и, стараясь держаться в тени, проскользнули мимо каких-то зданий. Гильом, прихрамывая, быстро шел впереди. Он остановился перед входом в барак, похожий на десяток других бараков, мимо которых они только что прошли. Удивительно, как его спутник так свободно здесь ориентируется. Француз пропустил Воронцова вперед, провел в «вашраум» — умывальную комнату, как громко называли в бараке помещение с бетонным полом и несколькими кранами вдоль стены. Гильом оставил Воронцова здесь и исчез.
Андрей стоял в самом дальнем и темном углу. У его ног лежало несколько трупов, положенных один на другой. Сначала он принял их за полосатые кули. Через минуту из двери, за которой исчез француз, появились трое в таких же полосатых одеждах.
— Месье Воронсов!.. Узнаете? — спросил один из них.
Конечно, Андрей узнал голос Симона Гетье. Они поздоровались. Симон торопился и опасливо посматривал на дверь.
— Месье Воронсов, одевайте вот эту одежду, с номером, — он указал на трупы, сваленные в углу.
Гильом стаскивал куртку с одного из мертвых.
— Идем сюда, — сказал он.
Они прошли в уборную, едко пахнущую хлорной известью, и Андрей переоделся.
— Теперь идите и ложитесь на нары, которые я вам покажу, — сказал Гетье. — Завтра пойдете с нами работать в карьер, а потом мы переведем вас в лазарет.
Гетье с Воронцовым прошли в барак, а Гильом и еще один заключенный подняли труп, на котором была теперь одежда Андрея. Они понесли его в санитарный барак, откуда только что пришел Воронцов.