Так было. Размышления о минувшем
Шрифт:
К нашему счастью, внутри камеры была печь, которая к тому же топилась не из коридора, а из камеры. Наконец-то мы избавлялись от холода по ночам и могли сами, по своему желанию, топить печь саксаулом, которого вдоволь было сложено у печки.
В этой тюрьме нас порадовало, а особенно меня, что с едой стали выдавать головки сочного лука (это было полезно для моих кровоточащих десен) и к чаю давали очень вкусный кишмиш. Так или иначе, но здоровье мое стало несколько улучшаться.
Когда мы вышли из тюрьмы, чтобы впервые за несколько месяцев идти в баню, нас ожидал еще один приятный сюрприз. Недалеко от тюремных ворот мы неожиданно увидели Артака.
Через
Через три недели нас привезли в Ашхабадскую тюрьму. Наша новая камера во всех отношениях была хуже тех, в которых мы сидели в Кизыл-Арвате и Красноводске. Очень маленькая, сырая и темная, где-то под потолком узенькое окошечко, через которое еле-еле пробивался свет. Время было холодное, камера не отапливалась.
Но Ашхабадская тюрьма, где мы просидели зиму 1918/19 г., имела то преимущество перед арестными домами, что здесь регулярно, один раз в день, выводили на часовые прогулки вместе с уголовниками. Надзиратели были русские. На высоких, почти крепостных стенах, окружавших тюрьму, службу несли солдаты англо-индийской армии – сипаи. Когда нас выводили на прогулку, эти бородачи в белых чалмах смотрели на нас с тюремной стены, держа наготове винтовки и пулеметы.
Несмотря на строгую охрану, к нам просачивались отрывочные сведения о положении дел на воле, и мы живо обсуждали их.
Мы узнали о капитуляции Турции, а затем Австро-Венгрии и Германии перед Антантой, а потом и об окончании мировой войны. Нам рассказывали, что с приходом к власти в Закаспии эсеровского правительства жизнь народа не только не улучшилась, как было обещано его главарями, а стала еще хуже. Английские оккупационные власти не очень-то раскошелились на оказание материальной помощи своему «союзнику». Наоборот, они буквально до основания подчистили все склады в Красноводске, где хранились хлопок, кожа, шерсть и другое сырье, предназначенное для вывоза в Советскую Россию. Все это англичане безвозмездно вывезли в персидский порт Энзели.
Положение внутри Закаспия быстро менялось. Банда правых эсеров, возглавляемая Фунтиковым и Седых, без суда и следствия арестовала и расстреляла нескольких советских комиссаров и активных деятелей из числа левых эсеров. Сотни других большевиков и левых эсеров были арестованы, большинство из них с помощью англичан высланы в Энзели и Петровск на расправу господствовавшей там контрреволюционной власти.
Но даже правительство Фунтикова теперь (несмотря на «официальный договор»!) не устраивало англичан, так как не все они были согласны на отторжение Средней Азии от России. Тогда областное правительство, состоявшее из правых эсеров и кадетов, было свергнуто. Фунтиков, Седых и другие очутились в тюрьме. Все это было сделано английским экспедиционным командованием. Вместо правительства Фунтикова была учреждена так называемая Директория. Во главе Директории, которую именовали также «Комитетом общественного спасения», первоначально был поставлен генерал Крутен, а через несколько дней непосредственный палач бакинских комиссаров Семен Дружкин, старый английский агент. В Директорию, состоявшую из шести человек, было введено два туркмена из числа реакционных баев.
Как-то в нашей камере появился
Мы жили в камере очень дружно.
За время пребывания в тюрьме в нашей камере побывали разные люди. Большинство оставили по себе добрую память.
Но на всю жизнь я сохраню светлые воспоминания о детях моего друга Шаумяна. Разместившись на одной узкой железной кровати вместе с Суреном Шаумяном, я часто думал, какой это замечательный парень! Сурен и Лева были готовы разделить участь своего отца: спокойствие не покидало их. Все лишения тюремной жизни они переносили с большим достоинством, не хныкали, не жаловались.
В Ашхабадской областной тюрьме заболевание моих десен сильно обострилось: сказалось исчезновение лука из пищевого рациона. Друзья потребовали от начальства, чтобы меня немедленно перевели в больницу. Через день наше требование выполнили.
Больничное арестантское отделение не походило на тюрьму. А главное, впервые за много месяцев я с мылом вымылся в ванне, снял свое грязное белье, надев чистое, больничное. Мое обмундирование взяли для дезинфекции. Внимательно осмотрев меня, больничный врач установил, что у меня цинга.
Через день-два в больнице появился Артак Стамболцян и попросил свидания со мной. Еще через несколько дней он пришел уже вместе с Топуридзе, которого я хорошо знал. Это был замечательный конспиративный работник нашей бакинской организации, умевший отлично организовывать сложную технику партийного дела, налаживать связи, места явок. Топуридзе привез нам от Бакинского комитета партии 30 тысяч рублей для поддержки арестованных товарищей и организации нашего побега, передал также бакинские газеты и листовки, которых нам так недоставало.
Судя по всему, было ясно, что если в первый раз англичане прибыли в Баку как «приглашенные» и верховодили всеми делами за спиной «Диктатуры Центрокаспия», то во второй раз они вступили в Баку уже как настоящие оккупанты-победители.
В своих приказах командующий войсками генерал Томсон объявил: «Всякое лицо, выполняющее то, что я сочту идущим в ущерб порядку, спокойствию или безопасности граждан, подлежит наказанию, а более серьезные преступления будут разбираться специальным судом, уполномоченным выносить смертный приговор». В декабре 1918 г. оккупанты установили на центральной площади Баку виселицы. В середине декабря в тюрьмы была брошена большая группа рабочих – известных профсоюзных и политических деятелей.
Собравшаяся рабочая конференция представителей фабзавкомов постановила начать всеобщую политическую забастовку протеста. Забастовка охватила многие предприятия. Ни мусаватистское правительство, ни английское оккупационное командование не ожидали столь решительных действий со стороны бакинского пролетариата.
Забастовка, приняв боевой характер, усиливаясь и разрастаясь, продолжалась более четырех дней. Английское командование вынуждено было пойти на попятную – вернуть отправленных в Энзели деятелей рабочего движения, освободить из тюрем политзаключенных, а также не мешать проведению рабочих собраний. Победа вдохновила рабочие массы, вселила в них веру в свои силы. Рабочие фактически отвоевали свободу собраний и право деятельности своих организаций.