Так долго не живут (Золото для корсиканца)
Шрифт:
— И сторож тебя видел? — уточнил Самоваров.
— Ну да. Впустил же! — пожал плечами Валерик. — А потом, в пустой мастерской рисовал, а он шут его знает где был. Да спал, конечно. В милиции зато говорят: ложное алиби. Нету алиби! Ты, говорят, вошёл в институт, потом тихонько вышел и стал брошки воровать. Сторож ведь не видел, как ты рисовал? И рисунок твой не доказательство — ты, может, его год назад сделал. Если б я знал, я бы ходил да будил сторожа: посмотри, тут я! А так… — Он безнадёжно махнул рукой: — Есть майор
Новиков такой, тот говорит: «Считай, что ты сел. Выдавай брошки и уголовных дружков». А какие дружки? Какие брошки? Брошки-то мне зачем?
Он замолчал, и обе старушки горестно
— Ты не тужи, — сказал он Валерику, — придумаем что-нибудь.
И снова вспомнил, как Настя уверяла, что «все в шоке», что «этого не может быть, чтобы Валерик украл драгоценности и какие-то письма». Так ли не может? Парень вообще-то странноватый…
Глава 6
ЖЕЛЕЗНЫЙ СТАС И БРОНЗОВАЯ ДЕВА
Пришлось-таки Самоварову грузить и собирать эти чёртовы ящики для Чёртова дома. Ещё и бумаги сверять: Ася с её безупречной грамотностью и эрудицией при письме нещадно пропускала буквы и перевирала цифры, даже когда смотрела в образец и вслух себе диктовала.
Приход Стаса стал для Николая избавлением, хотя тот был ещё более мрачным и хмурым, чем всегда.
— Где твой чай? — устало спросил Стас, не обращая внимания на ящики и на Асю. Майор Новиков, занятый убийством сантехника Сентюрина, был в музее достаточно известен для того, чтобы Самоваров с чистой совестью мог бросить свои корсиканские занятия и открыто проследовать со Стасом в мастерскую.
— Ну, как дела? — спросил, хлопоча над чаем, Самоваров.
— Хреново, — ответил Стас, откинулся на скрипучую спинку полуантикварного дивана и вытянул усталые ноги в угрожающе тяжёлых ботинках.
— Как же так?
— А так, твой сукин сын Мутызгин — и в самом деле милейший человек, — объявил Стас. — К тому же у него полные штаны алиби. После пьянки с Сентюриным он явился домой, красивым и румяным, стал куражиться, телевизор переключать. За эти шутки жена, тоже темпераментная особа и тоже, заметь, с очень красным лицом, намяла ему холку и взялась выпихивать его на лестничную площадку. Потому что шутить с телевизором Мутызгин взялся, когда начался мексиканский сериал «Роковая ошибка». Жена жить не может без этой «Ошибки», а тут муж шутит. Возню и крики на площадке заслышали триста окрестных старух и все как одна высунулись из своих квартир. Старухи поголовно засели за «Ошибку», а тут вдруг что-то ещё поинтересней. В результате все увидели красную рожу Мутызгина в двадцать ноль семь. У него море свидетелей.
— Ну и что? — удивился Самоваров. — Что, не мог разве Мутызгин стукнуть Сен-тюрина, хоть они оба и милые люди, а потом идти шутить?
— Не мог, — отрезал Стас. — Не мог, потому что есть ещё одна группа дур, шалеющих от «Роковой ошибки».
— Где это? — удивился Самоваров.
— А тут у вас рядом, в общежитии института дошкольного воспитания, — хмыкнул следователь. — Вообрази себе роковое совпадение: в то самое время, когда Мутызгин мешал жене смотреть мексиканское дерьмо, Сентюрин мешал смотреть то же дерьмо в общежитии. Припёрся с бутылкой, ныл, причитал, что все его бросили (все, надо понимать, друг Мутызгин), и просил девочку. Не знаю, может, и правда, — там девочку снять можно. Там такая комендантша или воспитательница похабного вида… Блондинистая очень блондинка, дыни свои выставила, а декольте до пупа… Развратные ноги в развратных шлёпанцах… А девочки все сплошь в очень тесных шортиках. Чёрт их знает, то ли в самом деле они выросли из шор-тиков, то ли это реклама заведения. Сентюрин у них батареи-унитазы промывал, ему лучше знать. Только встретили его якобы в штыки, он им, мол, «Роковую ошибку» глядеть помешал. Возмущаются
Стас допил свой чай и стал размышлять о мерзостях жизни. Должно быть, он видел внутренним взором пьяного Сентюрина в поисках компании. Вот находит сантехник кого-то задушевного, а это убийца. Таких историй из жизни Стас знал штук сто. В конце концов он поднялся:
— Пошли-ка, Коля, в ваш подвальчик, ещё посмотрим. Чёрт его знает, может, кто клюнул на призывы Сентюрина. Бабой там не пахнет, не говоря уже о девочке-студентке. Это я вижу с закрытыми глазами. Даже кильки не так много сожрали… Но может, мы что проглядели?
…Кильдымчик был сер и безгласен. Вёдра, швабры, мутные окошки, Кай Метов. Никаких красноречивых деталей эти предметы в себе не таили. Разочарованный Стас вышел на лестницу с ещё более кислой миной. Он равнодушно кивнул на глухую крашеную дверь как раз напротив чулана:
— Что у вас тут?
Вместо ответа Самоваров налёг на эту дверь и слегка её подтиснул плечом вверх. Что-то в двери хрустнуло, и она вдруг внезапно, скрипя и ноя от собственной тяжести, распахнулась.
— А здесь у нас, Стас, — пояснил Самоваров, — запасник отдела живописи и скульптуры. Вернее, скульптура у нас тут.
Самоваров открыл дверь, потому что хотел развлечь невесёлого Стаса, — место это было чуть ли не самое удивительное и фантастическое во всём музее. В просторном помещении под старыми сводами густо стояли изваяния всякого рода. Разновеликая их толпа произвела на Стаса впечатление. Он даже вздрогнул, когда из дальнего угла на него пронзительно глянула глубокими дырами зрачков циклопическая, под потолок, голова Феликса Эдмундовича Дзержинского. Хотя этот Феликс был не железный, а бетонный. Кругом пестрели женские торсы с головами и без, на них гордо взирали бюсты героев труда. Бюсты аккуратно стояли рядком, сомкнув усечённые плечи. Сюжеты изваяний поавангардней нельзя было разобрать. Больше других притягивала внимание Стаса крупная, в полтора хороших роста, фигура девы-гимнастки с мячом и с мощнейшими ляжками. Дева была сослана из экспозиции утончённой Асей как антихудожественное изделие. Стас пробрался к гимнастке, спотыкаясь о теснящиеся на полу головы, и сосредоточенно уставился на могучий торс.
— Коля, слушай, — наконец изрёк он, — сюда действительно так легко пробраться? Поднажать на дверь — и всё?
— В принципе, да, — кивнул Самоваров.
— И многие про этот паноптикум знают?
— Наши музейные все.
— Значит, ещё и многие прочие. Да, дельце. — Стас озадаченно потёр переносицу.
Самоваров удивился:
— Что ты тут нашёл?
— А то! А то! — вдруг взревел Стас и застучал мужественным кулаком по обширному брюшному прессу гимнастки. — Это ж цветной металл!
— Да, бронза, — оторопело пролепетал Самоваров.
— То-то! Ведь таблички, дощечки срывают, оградки на кладбище, а здесь девственные залежи! Клондайк! Те вон двое — тоже бронзовые?
Он сощурился и посмотрел в полутьму, в которой маячили фигуры устремившихся к воображаемой домне сталеваров в горжетках из годами копившейся пыли. Сталевары, точно, были из бронзы, хотя уступали в росте гимнастке и доходили Стасу только до середины бедра. Самоваров новыми глазами огляделся вокруг. В хранилище попадались бронзовые головы и бюсты.