Так хохотал Шопенгауэр
Шрифт:
Вот когда христианство заплевали насмерть — один Ницше плюнул так, что подбил всех ангелов, причем навсегда — так вот, возникло интересное утилитарное оправдание. Наверное, последнее из рационально возможных. Никто не будет всерьез говорить, что христианство есть благодать, потому что благодать где-то есть, а где ей быть, как не на Голгофе — это все аргументация плохих умов, куда попадает и Толстой, и Соловьев, и еще немало ребят… Утилитарное оправдание в сути одно, там идет без мистики и старика Зосимы, без соплей, одним словом — все сводится только к поддержанию баланса, будто десять заповедей держат на себе мир. Не убий, не укради — а без этого мир развалится. Совершенно ведь правильно, что людишек надо держать, что животные инстинкты ведут
Это правильно, но вопрос лишь в том, что именно выступает скрепляющей субстанцией. Действительно десять заповедей? И вот здесь сомнения больше, чем утверждения — во-первых, если жестко подумать, а во-вторых, если что-то промоделировать, представить себе воображаемые ситуации или просто посмотреть на историю. Куда ближе к истине такое тавтологичное определение: баланс держится на балансе. Без определяющего влияния моралина. Возьмем простейшие примеры сбалансированных состояний: политическую карту мира и высшее общество при дворе монарха. На протяжении истории характер межгосударственных отношений определялся чем угодно, но не религией, моралью и заповедями. Казалось бы, кристализованная воля к власти провоцирует на состояние перманентной войны. На самом деле перманентной крови в истории нет. Народы хотят мира и правильно делают, поскольку мир есть стратегически более выгодное позиция.
Если две страны воюют, очки всегда набирает третий. Как, например, Америка в мировые войны. Воевать обычно невыгодно как раз с точки зрения наращивания могущества. Всегда идет истощение ресурса. Пускай параллельно страдает противник. Но полная картина мира такова, что в ней не только ты и противник, которые взаимно убиваются — есть еще десятки народов, которые стоят в стороне и накапливают себя. Через долгое или короткое время все позиции достаются остающимся в стороне. Любой нормальный лидер осознает эту нехитрость. И войны обычно приключаются по легко распознаваемым причинам. Или от недомыслия ситуация вбивается в такой тупик, что из него можно выйти только насилием, или кто-то уверен в тотальном перевесе, в том, что взаимно равного убивания не получится он просто начнет и возьмет свое. И первое, и второе случается не столь часто, чтобы мир стал выжженой местностью. И первое, и второе случается равно настолько, чтобы развеять вселенский сон. И нормально, что случается. Видите: оптимальный баланс есть, он найден по независящим от нас механизмам, в данном случае — равновесие между войной и миром.
Аналог христианским заповедям в этой системе — так называемый интернационализм, в своей вредности давно переплюнувший для арийцев все виды шовинизма и ксенофобии. Практическая его польза равна нулю, поскольку мир держится на балансе сил и могуществ, а не по доброй воле. Интернационализм не держит мир на гране равновесия, как ему пытаются приписать. Его функция лежит в другой плоскости и несет чистое отрицание нормальных по сути вещей. И не только черносотенец так считает. Подобные вещи можно вывести философски, если, конечно, не накладывать на мысль кандалы либеральных парадигм…
Если кто-то начинает верить в добрую волю, он просто накладывает на себя ограничения, сразу дающие преимущества тем, кто существует без ограничений. При этом равновесие то же, только баланс смещается и застывает в новой точке: там, где уверовавший в интернационализм что-то проигрывает. Допустим, белая раса начинает верить в дружбу народов, а цветные не верят, но хотят оторвать кусок могущества и хорошей жизни — систему трясет, и она принимает новое положение, где часть власти перешла от белым к цветным. Заметьте, какой фактический результат: мир не стал добрее, только белая раса уронила статус, а китайцы, негры и арабы его подняли.
Представьте, что кто-то сочиняет правила честной жизни, но по этим правилам начинает играть только часть людей. Допустим, такие правила: в денежных делах верить на слово, договора не
Вот такой сильно профанированный пример. Но он дает ответы на все поставленные вопросы: упрощенно содержит в себе и метаполитику двадцатого века (конец гегемонии ариев на земле), и ту роль, которую могло сыграть на земле христианство. Там ведь тоже маразм введения добрых правил, на деле ведущий не к добру, а к искривлению пространства жизни: принявшие закон себя теряют, а не принявшие самоутверждаются за счет искривления, поддерживая в системе первоначальный уровень хаоса и насилия. И неважно, сколько этих непринявших, любого числа хватит. Важно, что зло никуда не денется, а верные алгоритмы жизни перепищутся на искореженный лад, путая статусы, смещая оценки, давая ситуациям извращенный смысл. И не было другой роли. Но и эту христианство не сыграло.
С христианством вообще получается интересно, если мы признаем ницшеанский анализ за рассмотрение наиболее высокого уровня. Уровень доказывается просто. За сто лет никто в этой точке его не опровергал, даже не пытался — то есть никто не выходил и не спорил с ним на философском языке, как полагается, потому что там спорить нечего. Там только матерились, причем разнополярные деятели: Соловьев, Сартр, Поппер. Мамардашвили дурного не говорил: определенный тип воспитанного сознания просто все по-своему интерпретирует, экстремисткий пафос стирает, хлопает по плечу и говорит: ну брат, мы с тобою, оказывается, единомышленники. Хотя какие, к черту, единомышленники?
Так вот, ницшеанство долбает бога, причем каждый удар правилен. Только из рассмотрения выпадает мелочь, что долбится все-таки отсутствующее в реальной истории. Христианство никогда не играло большую роль в пространстве реальных фактов. И это фундаментально, но это не замечается. Мы заходим в то место, где стоял Ницше, подбираем нить и крутим дальше: и вот нам открывается, что феномена «чудовищное христианство» все-таки не существовало в таком масштабе. Суть не в том, что оно не чудовищно. В ницшенской трактовке христианство действительно ужасная штука, причем трактовка в принципе не оспорима, выше нее не возьмешь. Вся соль в том, что не существовало никакого христианства. Вот эти двадцать веков — его на самом не было как определяющего фактора жизни. А именно в таком значении видели его сторонники и противники.
На самом деле Европа очень аккуратно локализовала свою религию, просто выкинув ее из ряда жизненных сфер. Были короли христианами? А дворянство? А крестоносцы? Вряд ли христовы проповеди что-то значили в жизни ландскнехтов и трубадуров, ученых и воров, ремесленников и торгашей. Неужели христианской была классическая русская аристократия? Пушкин христианин? Лермонтов христианин? Люди занимались любовью и убивали, изъяснялись по-франзузки и матом, плеткой секли чернь и требовали сатисфакции с дворянина, пили вино и проигрывались в дым. И эти славные ребята были христиане? Неужели непонятен формальный характер так называемой веры? Крестились, венчались, захаживали в церковку по воскресным дням. Откупались.