Так кто же виноват в трагедии 1941 года?
Шрифт:
12 августа состоялась встреча Гитлера с министром иностранных дел Италии Чиано, где фюрер, в частности, коснулся русского вопроса:
«Россия вряд ли выступила бы на стороне Польши, ибо между ними была глубокая взаимная ненависть…»
Надо сказать, что у Гитлера для такого рода заявления по-прежнему были достаточно веские основания. Прежде всего, для того чтобы русские могли выступить на стороне Польши, было необходимо согласие на это Варшавы. Но если бы такое согласие было бы получено, то тогда имело смысл вести не трехсторонние, а четырехсторонние переговоры с полноправным участием Польши. Пока таких четырехсторонних переговоров не было Гитлер, мог опасаться
Далее фюрер развил свою мысль:
«…Посылка англо-французской миссии имела целью исключительно предотвратить катастрофические последствия политических переговоров». Тут уж, как говорится, не в бровь, а в глаз!
Гитлер выходит на финишную прямую. 14 августа у фюрера в Оберзальцберге происходило очередное совещание с высшими генералитетом вермахта. Вот что на нем Гитлер говорил по поводу России:
«Россия не собирается таскать [для Англии] каштаны из огня. Ожидать от войны ей нечего, но многого следует опасаться. Возможно, она предпримет какие-то действия на периферии или будет желать таковых. В центральных районах — нет. Интересы России: ослабление западных держав, выходы к Балтийскому морю…
Взаимоотношения с Россией: Слабый контакт, начаты торговые переговоры. Будет выяснено, пошлем ли мы в Москву своего представителя. В стадии выяснения вопрос, кого посылать — авторитетную личность или нет. [Россия] не думает о своих обязательствах по отношению к Западу. Русские допускают разгром Польши, но их интересуют, как будут обстоять дело с Украиной. Обещание соблюдать русские интересы».
Итак, еще днем 14 августа в акцентах, расставленных фюрером по отношению к СССР, не было никаких новаций. Все сказанное повторялось уже многократно. В Польше Россия ничего не предпримет. Межправительственные взаимоотношения Москвы и Берлина характеризуются: как слабый контакт. Начаты торговые переговоры. О политических консультациях сказано вскользь — дано обещание соблюдать русские интересы. Однако для Гитлера пока что даже непонятно кого следует посылать на переговоры в Москву: какую-нибудь Моську, как это сделали англичане, или же — солидного человека. Вроде как русские допускают разгром Польши, но волнуются за Украину. В то же время на этом совещании было озвучено новое важнейшее стратегическое решение фюрера, во многом определившее характер будущей войны.
Новым в словах Гитлера, сказанным им на совещании 14 августа, явилось положение, согласно которому фюрер стал допускать возможность ведения Германией одновременной войны на два фронта, оговорив при этом, что союзники просто не успеют начать эффективные боевые действия против вермахта, до того момента как Польша уже будет полностью разгромлена:
«Что могут сделать Франция и Англия в военном отношении? Наступление на „Западный вал“ невероятно. В случае обхода с севера через Бельгию и Голландию быстрый успех исключен. Таким образом, [своевременная] помощь Польше оказана не будет. Блокада действует медленно и ведет к опасным контрмерам».
Но самое поразительное заключается в том, что всего через несколько часов после окончания совещания в Оберзальцберге отношение фюрера к России меняется кардинальным образом. Гитлер внезапно резко интенсифицирует переговорный процесс с Москвой. В результате Риббентроп в 22 часа 53 минуты 14 августа посылает в Москву Шуленбургу телеграмму весьма пикантного содержания:
«Кризис германо-польских отношений, спровоцированный политикой Англии, и попытки организации союза на основе этой политики делают желательным скорейшее выяснение германо-русских отношений. В противном случае… дела могут принять такой
Сравните эту телеграмму с указанием германского МИДа месячной давности: в ходе переговоров не оказывать никакого давления; или же с констатацией факта, сделанного Гитлером несколько часами ранее: взаимодействие с Россией — слабый контакт… Да и не верил до сих пор фюрер, что СССР может ввязаться в польский конфликт. Этого, по его мнению, сами поляки не допустят. Даже в плане Вайс это было записано:
«Содействие России, если она вообще окажется на него способной, Польша никак не сможет принять, поскольку это означало бы ее уничтожение большевизмом».
Так что никакой острой необходимости в заключении договора с СССР у Берлина казалось бы не было! И вдруг в этом вопросе что-то кардинально изменилось. Фюреру зачем-то срочно понадобился договор с Москвой. Причем этот договор оказался ему необходимым в такой степени, что ради него он был готов пойти буквально на все. Экономическое соглашение, на которое он всего полтора месяца тому назад отверг — пожалуйста, содействие в урегулировании советско-японский конфликта — сейчас сделаем, хотите Западную Украину, Западную Белоруссию, Прибалтику… мы на все согласны.
Так чего же так испугался Гитлера вечером 14 августа, что после этого он был готов пойти на любые мыслимые уступки Сталину, лишь бы заключить с ним договор о ненападении. Позволим высказать гипотезу, объясняющую этот факт.
Фюрер, судя по всему, уже после своего доклада на совещании в Оберзальцберге осознал изъян предложенной им военно-политической стратегии. Допустив, что Англия и Франция в ответ на нападение немцев на Польшу, в принципе, могут начать блокаду или иные военные действия против Германии, нужно было продумать о дальнейшем развитии этих событий. Ведь даже успешно разбив поляков немцы в этом случае получали бы военный флюс на Западе.
Однако вести войну против Франции и Англии не имея при этом договора со Сталиным было крайне рискованно. Советы в любой момент времени могли бы ударить немцам в тыл. Так что пакт вдруг понадобился Гитлеру вовсе не из-за предстоящей войны с Польшей, а для обеспечения тыла при весьма вероятной войне Германии с Францией и Англией. Кроме того, в этих условиях практически любой договор не имел гарантий, что он будет соблюдаться.
Следовательно, в этой ситуации Гитлеру было необходимо либо заключать пакт о ненападении с Москвой, причем такой, который давал бы Германии возможность после польской кампании начать войну на Западе, или же отказавшись от планов войны с Варшавой идти на новое Мюнхенское соглашение с Лондоном и Парижем, после чего, подчинив себе Польшу и Прибалтику, начинать планировать войну с СССР.
Вот что по поводу своих соответствующих колебаний ретроспективно говорил Гитлер на совещании командующих войсками вермахта 23 ноября 1939 года:
«С самого начала я понимал, что не могу остановиться на Судетской области. Это было лишь частичное решение. Было решено занять Богемию. Затем последовало установление протектората — тем самым была создана основа для захвата Польши. Но в тот период мне еще не было ясно, должен ли я буду выступить сначала против Востока и затем против Запада или же наоборот… Объективно получилось так, что сначала пришлось начать борьбу против Польши».