Так не бывает

Тимофеева Анюта

Потом меня довезли до дома.

После этого была выставка, потом еще ресторан, еще культурные мероприятия… Я не могла разобраться в своих чувствах, мне кажется, это было сродни влюбленности в киноактера.

А потом он сказал, что попросил бы прощения за происходящее и, наверное, не имел права так сближаться, учитывая обстоятельства, но, пожалуй, все-таки ни о чем не жалеет. Диагноз такой, что все может произойти в любой момент, учитывая прошлые проблемы с сердцем. Симпатию мою он заметил давно, поэтому, наверное, таким исходом я была бы огорчена в любом случае. А сейчас… сейчас он предлагает научиться управлять предприятием, потому что он видит у меня хорошие

задатки. Когда он их мог увидеть, интересно мне? Два таких известия… от них инфаркт у меня мог бы случиться… что сказать, не знаю… слова сочувствия он пресек на корню, сказав, что уже все давно знает и пережил, и смирился. Это не та тема, на которую он хотел бы разговаривать с красивой девушкой, но как вышло, так и вышло. Очень надеется, что принял правильные решения. Родственников у него нет, по крайней мере, близких, кого бы он знал хорошо и кому доверял. Он оформит на меня продажу фирмы, чтобы не было никаких юридических проблем. «Я могу, конечно, оставить пока все, как есть, или продать фирму постороннему человеку — желающие есть, но тогда совершенно не смогу предсказать, как они поступят с сотрудниками. А с тебя я возьму обещание оставить всех на своих местах. Конечно, со временем сама поймешь, что изменить и улучшить, и уже никто не будет диктовать тебе, как поступать.»

Вот это вспомнилось мне сейчас, когда узнала, что есть желающие воспользоваться результатами чужого труда. Да, эту фирму не я создавала, но здесь работают люди, которых я знаю, которых очень ценю; да, мне и самой нравится мое положение здесь, те блага, которые оно дает, материальная обеспеченность; и для меня дело принципа не дать кому-то это развалить или выкачать деньги. Предупреждение — это очень кстати, а то мы расслабились; удара с этой стороны не ожидал даже Юра, иначе бы предупредил и больше внимания уделял бы внутренней и внешней безопасности фирмы.

Эти мысли прерывает приход Сергея:

— Ну, что парень рассказал?

— Что мы кому-то очень интересны. Помнишь, Николай Николаевич рассказывал о своем знакомом, к которому пришли с проверкой и в процессе сделали предложение, от которого он не смог отказаться? Он заплатил, потому что о нем очень много знали, и это было уже не спрятать. А тут, получается, Камаль нас предупредил. Неизвестно, сколько у нас времени; может, даже вообще никто не придет. Но готовиться надо к худшему. В общем, какое-то время пока есть, они явно ждут информацию, чтобы ее проанализировать, и еще не знают, что ее не получат. Так что все чистим, расходы уже не важны — можно потерять все.

— А сам-то он где? — поинтересовался Сергей. — Я, когда проходил, его не видел.

— Ну, да, он у меня отпросился забрать документы и вещи.

— Постой, ты его отпустила домой? Без присмотра и охраны? А если его ждут? Да, это мой косяк — надо было все-таки за ним проследить.

Теперь я тоже начинаю волноваться — а, действительно, как давно Камаля нет? Я сейчас думала совсем о другом, пыталась понять, как нам перестраивать свою работу, и совсем забыла, что те, кто его держал фактически в рабстве, не гнушаются откровенно уголовными поступками.

Глава 11

Камаль

Я заберу документы, вещи — их не очень много, поэтому поместятся в мою дорожную сумку, и деньги, иначе уже становится невыносимо стыдно — поселиться у девушки, да еще и денег у нее просить, пусть даже на самое необходимое. Ох, какая плохая идея — у нее поселиться, потому что я тут же стал ее воспринимать

не как начальницу, а как молодую девушку, красивую… Да что там говорить! Я и на работе себе каждый день твердил: «У начальства нет пола, ты пришел сюда работать… даже еще хуже — ты пришел сюда шпионить». Помогало плохо, если честно. Что будет сейчас — даже страшно представить. Ну, если со стыда не сгорю за все мои подвиги разом — может, что-то и будет.

Когда я подходил к дому, где снимал квартиру, то старался незаметно оглядеться по сторонам. Никого и ничего подозрительного, естественно, не заметил. Надеюсь, это не я разведчик такой на букву «х», только не подумайте, что хороший, а просто меня никто здесь не ждет. Не настолько я важная персона, чтобы за мной круглосуточную слежку устанавливать, да еще и привлекать недешевых специалистов — я же их не заметил, значит, они профи своего дела. В общем, надеюсь, нет никаких «профи» по мою душу.

Квартира у меня — сказал-то как хорошо: «У меня!» — естественно, у владелицы, которая мне ее сдает — в обычной пятиэтажке. В совсем обычной, без всяких консъержей, евроремонтов и прочего — эти дома периодически грозятся снести, поэтому обеспеченные люди здесь квартиры не покупают. Правда, есть кодовый замок на двери, на котором по вытертым до блеска цифрам все сразу понятно.

Набрав эти самые заветные цифры, вхожу в подъезд — вторая дверь, за ней полутьма, как обычно; впрочем, где лестница, я и без света по памяти найду.

Внезапно практически бесшумно снова открывается входная дверь и в нее проскальзывает какая-то тень; я даже оглянуться и рассмотреть человека не успеваю, как он мгновенно оказывается за моей спиной, а потом меня профессиональным захватом берут за плечо и рот и нос закрывает тряпка, от которой мне почему-то не вздохнуть: воздух становится острый, какой-то колкий, словно ты вдыхаешь то ли стеклянную крошку, то ли что-то другое, вызывающее дикую боль в груди. И потом все…

***

Меня привязали к кровати, но, вроде бы, не очень крепко — догадываюсь, что я выглядел полутрупом. Я и чувствовал себя соответствующе. Хотелось сдохнуть. Уже понятно, что отсюда не уходят своими ногами — останки выносят в черных пластиковых мешках. Хотя, может, кто-то и был здесь по своей воле, откуда я знаю? За деньги люди могут на многое согласиться. Возможно, они уходили живыми…

Я понимал, что продлевать жизнь здесь я не хочу. Но сдохнуть очень хотелось не одному, надо было прихватить хоть кого-то из этих уродов.

То, что кто-то меня еще ждет, волнуется обо мне — почему-то я думал, что Виктория волнуется — меня не радовало совершенно. Я не вернусь, и не хочу, чтобы меня ждали.

Все произошедшее с того момента, как меня вырубили в подъезде, я сейчас вспоминал как-то странно: как будто это было со мной, но, в то же время, это не могло со мной произойти… Я будто был там, но наблюдал со стороны.

Два дня назад

Тянуло кожу на лице… «Смазливая мордочка» — сказали ему, проводя лезвием по щеке. Он тогда увидел близко от глаза этот нож, даже не нож, больше было похоже на скальпель… и невероятным усилием воли удержался от того, чтобы закричать от ужаса. Его неконтролируемый страх, впрочем, все равно все почувствовали, потому что он дышал коротко и часто, почти теряя сознание от ужаса, в любой момент ожидая, что ЭТО вонзится ему в глаз. Он даже почти не почувствовал порезов на лице, как будто это изматывающее ожидание сыграло роль анестезии.