Так не бывает

Тимофеева Анюта

А здесь я чувствую, что делаю что-то полезное, хоть в мелочах, но участвую в общем деле. Пока от меня толку, конечно… разбираюсь во входящей-исходящей корреспонденции, печатаю письма, пытался делать анализ информации, который мне поручила Виктория.

Как в плохих романах — мне кажется, что уже в первый день я в нее влюбился. Смешно, конечно — кто она, и кто я. Но… в голову мне никто не залезет, думать и фантазировать могу о чем угодно. А она, вроде бы, строгая и неприступная, на первый взгляд, но я-то видел ее с подругой — той самой кадровичкой; видел, как они смеются и общаются. И со мной она очень терпелива и доброжелательна,

хотя я прекрасно знаю, сколько ляпов умудрился наделать в первые дни.

Мне кажется, что все мужчины в этой фирме должны быть тайно или явно в нее влюблены. По крайней мере, местный безопасник к ней явно неравнодушен — со стороны мне это хорошо заметно. Интересно, она об этом знает? А отвечает на эти чувства? Не мое дело, конечно… но хотелось бы знать.

А еще мне ее чувство юмора нравится… Да, попал, вот дебил… Впрочем, кому от этого хуже, кроме меня самого? Я уже давно научился ценить каждую минуту счастья и не думать о том, что будет дальше.

Глава 6

Несколькими днями ранее

Камаль

Я с ужасом ждал утра: что мне еще приготовят? По идее, я бы должен гордиться собой — не сдался, не сломался, все выдержал. Наверное, так все и выглядело со стороны, а вот сам я знал: я почти сломался. Слишком часто меня стал посещать страх, он практически не отпускает теперь, живет где-то внутри. Я стараюсь отвлечься, думаю о чем-то другом, о чем-то нормальном, но потом словно что-то переключается в мозгу — и я снова осознаю безвыходность своей ситуации. Как люди живут годами в гораздо более тяжелых и страшных условиях и не сдаются? Где-нибудь в плену, в тюрьме? Конечно, профессиональных военных, разведчиков готовят специально, но меня, например, тренируй — не тренируй, все равно бы выдержал недолго. Всегда восхищался сильными людьми, сам очень хотел таким быть. Что-то так и не получилось.

***

Утром проснулся с уже привычным ощущением боли во всем теле. Когда пошевелился, боль определилась четче — ощущение, что на спине воспаленные рубцы от ударов, хотя, скорее всего, внешне ничего страшного и не видно — работали профессионалы. Ремень в умелых руках — очень хороший инструмент. А еще от наручников хорошие такие следы, и на руках, и на ногах, и — вот теперь точно, как у шлюхи — весь в черно-синих синяках, в которых вполне можно узнать следы пальцев, которыми я весь захватан, как стакан в дешевой забегаловке. Очень не хотелось самому раздеваться перед двумя мужиками, но мне доходчиво объяснили, что я был не прав… лучше бы сам раздевался, наверное.

А чтобы я себя таким гордым героем не считал, который лишнего слова врагам не скажет, меня вначале привязали рядом с чем-то средним между печкой в бане и электрическим камином. Наверное, это все-таки был камин с особым режимом работы. Вначале ничего особенного не почувствовал — ну, жарковато, от камина идет жар, но вентиляция хорошая, дышать можно. А потом, когда жар стал усиливаться, и становиться все сильнее и сильнее… И не отодвинуться, и дергаться в оковах не стоит — только больнее себе делаешь. Еще я оценил, что наручники изнутри какой-то тканью были подбиты, иначе руки и ноги просто бы поджарились.

Я

вначале героически терпел, ведь ясно же, что от меня ждали просьб и криков. Но потом, когда никто так и не появился, и я уже не понимал, сколько времени прошло, и казалось, что еще несколько секунд — и я не выдержу, когда кожа, казалось, поджарилась и стала безумно чувствительной и болезненной… И никто не появлялся. Я уже не был так уверен, что меня тут не сделают калекой, да и кто знает, куда и на сколько времени эти сволочи ушли? Откуда они знают, как это приспособление на человека действует, на себе, что ли, пробовали, или среди них есть врач? Когда подумал о враче, память подкинула прочитанные в детстве книги о концлагерях и врачах, которые там ставили опыты. Будь проклято мое живое воображение! И я заговорил, вначале почти спокойно:

— Эй, где вы? Отпустите!

Потом я звал все громче, пока уже не начал орать во весь голос:

— Эй! Помогите! Выпустите меня! Я же сгорю!

— Вот, говорили же — отличное средство! — ухмыляющийся Саня говорил это Кириллу, неторопливо заходя в дверь.

— Ничего с тобой не случилось, — это уже мне. — И чем быстрее ты поймешь, что хозяина надо слушаться, тем меньше таких случаев будет.

Приспособление, на котором я висел, оттащили от камина и выключили его, а мне на спину вылили ведро холодной воды. И адски больно, потому что кожа уже ко всему чувствительна, и, в то же время, неземное блаженство, когда наконец-то сняли жар… Кажется, от меня пар пошел… а, может, и действительно пошел, потому что я был как раскаленная сковородка, и кожа практически тут же высохла.

Но только это было еще не все. Порку в первый раз я пережил, только она и рядом не стояла с поркой после такого разогрева. И били, я так понимаю, вполсилы или вообще чисто символически, потому что иначе им бы в самом деле врача пришлось вызывать, потому что спину бы мне просто распахали до крови, а по ощущениям — и до кости. Я всегда усмехался, когда встречал где-нибудь выражение «долго не мог сидеть», а теперь понял, каково это. Когда задница получила столько же внимания, сколько спина, я потом действительно не мог сидеть, даже не пробовал: только стоял и лежал на животе.

Даже не могу сказать, как долго продолжалась вторая часть «обучения» — просто она продолжалась до тех пор, пока я не потерял сознание. Слава Богу, никто не стал меня обливать водой или как-то по-другому приводить в чувство. Пока я еще был в себе, удивлялся, что Андрей не присутствовал во время этих манипуляций. Думаю, он прекрасно понимал, что сейчас я на все соглашусь, лишь бы это прекратилось. По крайней мере, я сам был твердо уверен, что на все бы согласился. Но, может, он хотел сохранить иллюзию добровольности, типа того, что он ничего не видел и не имеет к этому никакого отношения?

***

Похоже, не зря я с таким нехорошим предчувствием ждал утра — Андрюша зашел ко мне сам, в сопровождении охранников, уже других — видимо, вчерашние вчера и перетрудились.

— Как ты себя чувствуешь? — участливо поинтересовался он. — Поднимись.

Вот сейчас я пожалел, что спал без ничего. Впрочем, когда они вошли, я успел все-таки в простыню замотаться. Смешно, защита, конечно, иллюзорная, но стало спокойнее.

— У тебя пять минут на душ и туалет, я не шучу, — продолжил Андрей, не особо обращая внимание на мои манипуляции.