Так шли мы к победе

Баграмян Иван Христофорович

«К генералам, офицерам и солдатам немецкой армии на Фришес-Нерунг и в устье Вислы от командующего советскими войсками 3-го Белорусского фронта.

Советские и союзные войска соединились на всем фронте от Балтийского моря до Дрездена. 2 мая советские войска овладели Берлином. Немецко-фашистские захватчики изгнаны из Италии, Голландии и Дании. Вся Германия оккупирована союзными войсками.

7 мая 1945 г. в Реймсе представители германского правительства и ОКВ подписали безоговорочную капитуляцию Германии и всех германских вооруженных сил как на Восточном, так и на Западном фронтах. Капитуляция вступает в силу с 23.00 8

мая 1945 года по среднеевропейскому летнему времени…

…Немецкие офицеры и солдаты!

В соответствии с подписанным представителями германского правительства и ОКВ текстом капитуляции предлагаю: немедленно прекратить боевые действия, сложить оружие и сдаться в плен. Если отдельные нацистские фанатики не подчинятся приказу ОКВ — уничтожайте их как предателей германского народа.

Если вы не выполните условий капитуляции и к 10.00 по среднеевропейскому летнему времени 9 мая 1945 года не сложите оружия, наши войска перейдут к решительному штурму и беспощадно уничтожат вас».

В ночь на 9 мая мне позвонил генерал Антонов:

— Все, конец. Германия безоговорочно капитулировала! Только что в Берлине представители всех трех видов вооруженных сил Германии подписали соответствующий акт. Поздравляю, дорогой Иван Христофорович!

Узнав о том, что ультиматум окруженным фашистам предъявлен, А. И. Антонов сказал на прощание:

— Если к назначенному часу не сложат оружия, добивайте! Желаю успехов.

Верные своему обещанию, мы не пускали в ход оружия до установленного часа. Однако, как оказалось, фашисты понимали лишь язык силы. И мы применили ее, Этот последний удар вынудил капитулировать перед нашими армиями около 30 тысяч солдат и офицеров немецко-фашистских войск во главе с тремя генералами.

Так вот и получилось, что, когда во всех городах и селах нашего необъятного государства бурлило невиданное ликование, в День Великой Победы мы еще продолжали оружием утверждать ее.

Но в тот день уже не думалось о противнике. Все мысли и чувства захлестнула беспредельная радость, вызванная в наших сердцах правительственным сообщением о победоносном завершении Великой Отечественной войны. Мы слушали его затаив дыхание. Буря восторга охватила воинов. Во всех частях, как на переднем крае, так и в тылу, звучали стихийные салюты в честь долгожданной Победы.

9 мая во всех армиях фронта были проведены митинги, а в некоторых частях и импровизированные парады Победы. На одном из митингов я слушал выступления солдат и офицеров, не переставая удивляться и восхищаться: сколько же в каждом из них было скромности! Ведь они наголову разгромили самую мощную ударную силу империализма, только что всего за четыре дня штурмом овладели, казалось бы, неприступной крепостью Кенигсберг, но в речах бойцов я не услышал ни слова об этих подвигах. Они просто выражали искреннюю радость, что наконец-то кончились страдания народные, что впереди их ждет мирный труд, гигантская работа по залечиванию ран, нанесенных войной.

Я с любовью смотрел на радостные лица воинов и вдруг заметил, как на запыленных щеках одного усатого ветерана слезы прочертили светлые полосы. Приблизившись к нему, я спросил:

— О чем, старина, взгрустнул в такой радостный день?

— Друга сердечного похоронил сегодня, — ответил он, глубоко вздохнув. Несколько часов не дотянул до конца войны. А шагали мы с ним аж от

самого Витебска! Если бы не он, не жить мне на этом свете…

Прошло уже более трех десятилетий, но каждый год в День Победы ветераны великой войны обязательно вспоминают тех, кто не дожил до этого радостного праздника. Мы храним и будем до конца жизни хранить в своих сердцах память о них. А о многих из них будут напоминать нашим потомкам книги, посвященные войне, города, селения и улицы, носящие имена павших.

Много имен героев, отдавших свои жизни за свободу и независимость Родины, увековечено на земле бывшей Восточной Пруссии. Город Гумбиннен носит теперь имя капитана С. И. Гусева, Инстербург — прославленного полководца генерала армии И. Д. Черняховского, Людвигсорт — лейтенанта И. М. Ладушкина, Метгеттен — Александра Космодемьянского, Нойхаузен — бесстрашного генерала С. С. Гурьева, Побеттен — капитана П. И. Романова, Хейлигенбёйль — подполковника Н. В. Мамонова, Шталлупенен — полковника С. К. Нестерова.

…После пленения основных сил уцелевших фашистских войск мы все вдруг оказались в совершенно непривычной для нас обстановке: вокруг воцарилась такая мирная тишина, от которой мы за четыре года войны совершенно отвыкли. По установившейся привычке я каждое утро просыпался задолго до рассвета и первым делом вызывал к себе оперативного дежурного с докладом о событиях, происшедших в войсках за ночь. Но ничего чрезвычайного уже, естественно, не происходило, и чувство постоянного тревожного напряжения, владевшее мною всю войну, с каждым днем ослабевало. Однако времени на отдых тоже не было. Внезапно навалились повседневные заботы мирного времени: надо было взять на учет захваченные трофеи и организовать их надежное хранение — это уже народное добро, налаживать мирную жизнь на очищенной от фашистов территории.

Еще одна очень нелегкая задача — обеспечить наиболее удобное размещение войск фронта и организовать их боевую и политическую подготовку, без которой немыслима повседневная жизнь любого воинского организма.

Но не успели мы как следует развернуть эту работу, как меня вызвали в Москву.

С аэродрома я поехал к начальнику Генерального штаба. На мой вопрос о причине вызова Алексей Иннокентьевич Антонов ответил:

— Товарищ Сталин решил обсудить с участием командующих войсками фронтов и начальников центральных управлений Наркомата обороны ряд проблем, связанных с переводом армии на мирное положение. Совещание начнется завтра в одиннадцать часов утра в Кремле. Руководить им будет сам Верховный, участие в работе примут члены Политбюро.

Прибыв к назначенному времени в приемную Сталина, я увидел там всех командующих фронтами и группу генералов центрального аппарата Наркомата обороны. Обменявшись взаимными приветствиями со знакомыми, И приблизился к стоявшему неподалеку от двери Маршалу Советского Союза Ф. И. Толбухину, с которым у меня издавна сложились дружеские отношения. Завязалась оживленная беседа. Она была прервана приходом С. М. Буденного, с появлением которого в приемной наступило заметное оживление.

Алексей Иннокентьевич, взглянув на часы, пригласил всех собравшихся войти в зал, где должно было состояться совещание. И. В. Сталин приветствовал вошедших жестом правой руки, дружески улыбаясь, а когда все сели, сказал нам об основной цели совещания и порядке его проведения.