Такая как есть (Запах женщины)
Шрифт:
– Но мне не хочется, чтобы меня начали разглядывать, как под лупой.
– Заверяю тебя, что никакой лишней информации, кроме официального сообщения о смерти Криса, в газеты не просочится, если нам сейчас удастся остановить Еву. Пока шумиха не поднялась, пока газетчики не пронюхали о том, что Ева не выходит из клиники, что из отделения перевели всех пациентов и так далее. В противном случае их уже не остановишь. А ты знаешь, что такое слухи для любого предприятия – гвозди, которые забиваются в крышку гроба, чтобы похоронить тебя заживо. Рушатся все договоренности, все заранее намеченные сделки, срываются переговоры.
– Я не хочу ничего делать для матери точно так же, как она не желала думать обо мне.
– И тебя не волнует, что она в буквальном
– У нее всегда все сходило с рук. Обойдется и сейчас. Зачем мне снова переживать то, о чем я, наконец, начала забывать. Меня ждет весьма престижная премия – мое имя появится на первых полосах газет не в связи с каким-то сомнительным скандалом. Здесь я преуспевающий и уважаемый человек. Там – выступаю в роли незаконнорожденного ублюдка. Моя репутация в глазах университетской общественности должна оставаться незапятнанной.
– В таком случае, как ты объясняешь им мое появление здесь? В каком качестве я выступаю?
– Моего доверенного лица.
– А не друга?
Алекс улыбнулась растерянно:
– Ты всегда был для меня самым близким человеком, Макс, но это все равно ничего не изменит. Если бы Крис выжил после катастрофы и нуждался в моей помощи – я бы помчалась туда не медля ни секунды. Но сейчас я обязана ехать не ради него, а ради матери, и пусть я буду проклята, если пошевельну хоть мизинцем ради нее! – Алекс встретила его взгляд со всем упорством и упрямством, на какие была способна. И Максу на какой-то миг показалось, что он видит перед собой Еву Черни.
Для Алекс сидевший перед ней человек долгое время был дядей Максом, пока она не подросла и не заявила, что стала достаточно взрослой, чтобы иметь право называть его просто по имени.
Несмотря на долгую дружбу, так получилось, что она многого о нем не знала да и не замечала. Не замечала того, насколько он привлекательный мужчина. У него было не самое мужественное лицо – для этого черты его были слишком мягкими. Зато он обладал шоколадного цвета глазами, обрамленными такими густыми длинными ресницами, за которые любая женщина отдала бы полжизни. И голос его – такой мягкий и звучный – тотчас вызывал в душе ответный отклик. Темноволосый, как все его предки – итальянцы, он родился и вырос в Нью-Йорке, в Маленькой Италии, сорок три года назад. Кожа его еще отливала смуглым оливковым оттенком, как у всех предков, но зубы – уже по американским стандартам – ослепительно сияли. Крупный рот выдавал его чувственность. Остроумный, ироничный, он привлекал женщин своей обаятельной улыбкой и хорошо сложенной фигурой. Макс возвышался над Алекс – а ее уж никак нельзя было отнести к числу маленьких женщин – почти на полголовы. Как-то, когда он собирался повести ее в оперу на «Мадам Баттерфляй», Алекс пришлось ждать, пока Макс закончит работу. В комнате, где она сидела, находилось еще несколько девушек, которые должны были пройти фотопробу для рекламного плаката новой партии духов. Они говорили о Максе. Алекс тогда не все поняла из их разговора, но запомнила, что они оценили сексуальные данные Макса на «десятку». По дороге в театр она спросила его со свойственной ей наивностью в подобного рода вопросах, что это означает. Макс, откинув голову, рассмеялся, а потом объяснил, что, видимо, он показался им симпатичным человеком. У Алекс осталось впечатление, что улыбка его при этом была несколько натянутой. Позже, когда она увидела его с одной из манекенщиц, а затем с другой, она поняла, что имели в виду те девушки в приемной, и почувствовала гордость за него. Для Алекс он навсегда остался добрым, заботливым, любящим, терпеливым другом, который умел осушить ее слезы, отогнать страхи и опасения, покупал запретный шоколад, водил в такое сомнительное заведение, как цирк, на пантомиму и никогда не забывал про ее дни рождения. Она даже спокойно приняла его признание в том, что он был любовником ее матери: «Я был тогда еще молод и, как многие мужчины, оказался не в состоянии противостоять соблазну…»
С точки зрения Алекс, Макс всегда был прав даже в своих притязаниях.
«Так нельзя рекламировать, – бесстрастно урезонивал он Еву, когда та начинала нетерпеливо возражать ему, – потому что это неправда». – «Но кто узнает? Я продаю мечту, Макс. Когда ты наконец поймешь это?» – «Если женщины не получат того, что им обещало твое «евангелие», они перестанут поклоняться тебе. Слова ради слов – это не реклама. Не давай им повода упрекать тебя в том, что мы говорим одно, а они получили совсем другое».
Макс всегда умел находить нужные выражения, чтобы убедить самого упрямого партнера. И на этот раз он нашел уязвимое место у Алекс. Хотела она того или нет, но в ее памяти снова и снова звучали его слова о том, что он просит ее приехать не ради матери, а ради Криса.
– Ведь он столько сделал для тебя. Сейчас Ева – как индийские вдовы – готова ступить в погребальный костер и сжечь себя. Кем бы ни была твоя мать – а уж я-то лучше других знаю ее чудовищный характер, – мы должны помешать. Смерть Криса – страшная потеря для всех нас. Теперь наша задача – остановить ее на краю пропасти.
– Она не станет слушать, – проговорила Алекс, пытаясь сохранить спокойствие. – Ведь Крис – единственный человек, которого она любила, как саму себя. И как только я появлюсь, она еще более отчетливо поймет, чего лишилась. И обрушится на меня с оскорблениями. Я достаточно хлебнула от нее. И больше не хочу, спасибо! Любую потерю она воспринимает как личный выпад против себя. Один только Господь Бог может помочь тому, на кого падет ее взгляд в эту минуту.
– Ты нарочно убеждаешь саму себя. Но ты ведь больше не ребенок, чтобы так упрямиться.
– А где Памела, кстати? Разве она не может обуздать мать?
– Ева запретила ей появляться в клинике.
Алекс огорченно покачала головой.
– Я же тебе говорил, что она не в себе. Ева обвинила Памелу в том, что та потворствовала Крису, позволяя ему быстро ездить.
– Конечно! Своей вины она нигде и ни в чем не видит. А то, что она подарила Крису гоночный автомобиль – об этом она уже забыла?!
– Памеле сейчас очень нелегко. Она ведь так любила Криса. И благодаря ей парню, наконец, удалось хоть немного ослабить хватку матери – вот почему Ева теперь мстит. Ты ведь знаешь, что Ева лишила Криса всего, когда он ушел к Памеле: надеялась вынудить вернуться назад. – К сожалению, у меня к этому времени не было возможности видеться с ним достаточно часто, чтобы дать ему то, в чем он так нуждался. К счастью, с ним была уже Памела. И ей это удалось. Она сделала его настоящим мужчиной. И я всегда буду испытывать к ней только чувство благодарности. Благодаря ей Крис прожил несколько счастливых лет в своей жизни.
– И вот теперь ей за это не разрешается даже взглянуть на него в последний раз, – с нажимом проговорил Макс. Алекс вскинула подбородок:
– Не заставляй и меня выходить на сцену в этой дурацкой пьесе. Моей матери не нужны советчики. Она все решает сама.
– Ты и не будешь участвовать в этой глупой пьесе. Твоя задача – опустить занавес. Я не знаю, что произойдет, когда ты приедешь. Но попытаться ты обязана. Ты нужна сейчас именно Крису, как бы чудовищно это ни звучало.