Такая работа
Шрифт:
— Знаю, — кивнул Джалилов, — ничего нет.
— Знаете ли вы, как его зовут и где он работает?
— Барков работает в оперчасти…
— Еще вопрос к Джалилову: заходили ли вы в мае месяце к Баркову на квартиру?
— Заходил. Я ведь сказал об этом.
— А теперь скажите, чтобы слышал Барков. Что там происходило?
— Ничего…
— Я имею в виду, распивали ли там в это время спиртные напитки?
Барков заерзал на стуле.
— Вы бы лучше меня спросили!
— Я вас пока не спрашиваю. Пора бы знать процессуальный закон…
Скуряков иронически улыбнулся.
— Когда я пришел, — неохотно начал Арслан, — там было еще двое: один молодой, в очках, другой постарше, высокий такой, русый…
— Тамулис и Мартынов, — с горечью подсказал Барков.
— Так, так, продолжайте, — сказал Скуряков, — потом пришел Егоров? Так? Выпивка была?
Арслан замолчал.
— Говори все, Арслан, как было. — Барков вынул папиросу, не глядя, зажег спичку. — Скрывать нечего!
— У них была бутылка «столичной». Все выпили. И я тоже. Вот и все. — Он облегченно вздохнул.
— Это был день рождения Тамулиса, — добавил Барков.
— День рождения Тамулиса был позже. Но дело не в этом, дело в составе приглашенных. — Скуряков придвинул к себе записку с заранее приготовленными вопросами. — Женщины не заходили в это время? Не помните?
— Была Галя, знакомая Баркова.
— Так. — Скуряков внимательно посмотрел в его сторону. — А вашей сестры не было?
Арслан покраснел.
— Не было.
«Это было бы хорошо для «шапки» обвинительного заключения, — пожалел про себя Скуряков, — «Обвиняемые Егоров и Барков систематически устраивали попойки на холостой квартире Баркова, в которой, кроме обвиняемых, принимали участие особы сомнительного поведения».
— Скажите еще раз, Джалилов, — попросил Скуряков, — когда вы сообщили Баркову о предполагаемой краже, предупреждал ли он вас категорически, чтобы вы ни в коем случае не сопровождали Варнавина.
— Нет, — ответил за него Барков.
— Я должен был ему позвонить еще раз, но не успел…
— Значит, сам себе хозяин: хочу — иду, хочу — не иду!
— Я пошел, когда увидел у Волчары пистолет.
— Разве у него был пистолет? — удивился Барков.
— Я вопросы друг другу не разрешал! Джалилов, распишитесь в конце каждого листа…
Скуряков нажал кнопку звонка, и вошел старший конвоя.
— Этого пока вниз.
— Был пистолет, я сам видел, до свиданья, — сказал Арслан. Он хотел что-то сказать, но дверь перед ним услужливо открылась.
Когда Арслана увели, Скуряков сел рядом с Германом, вздохнул. Чистенькие старческие щечки его порозовели, и Барков вдруг увидел глаза Скурякова, голубые-голубые, как у юноши.
— Как ты мог, Герман, связаться с этим типом? Что у тебя с ним общего? Помню, я в твои годы закончил рабфак, был секретарем комсомольской организации столовой… Разве мог я мысль допустить?! Потом меня в о р г а н ы взяли… Я тебя понимаю, Герман, ты попал, как кур во щи. Ратанов делал вид, что ничего не знает, Егоров незаметно для тебя подхлестнул: дадим
Он говорил быстро и каким-то извиняющимся тоном, словно расходуя запас слов, не использованных во время очной ставки.
— Я тебе дам бумаги, авторучку, садись напиши, как было дело… Надо и о себе подумать: молодой человек, вся жизнь впереди… Пора, пора браться, Герман, за ум…
— Вы в каком году в органы поступили? — спросил вдруг Барков.
— В тридцать девятом… А что?
— Да так. Я думал, раньше…
— Садись за тот стол, никто тебе не помешает…
Барков сел за стол, придвинул к себе лист бумаги и вынул авторучку.
Скуряков, неслышно ступая по ковру, отошел в дальний угол кабинета, с озабоченным лицом придвинулся к книжному шкафу. Со стеклянной дверцы шкафа на него глянуло еще не старое, благообразное лицо, белый накрахмаленный воротничок, строгий черный галстук. «Утру я нос этому выскочке, — подумал он о Розянчикове, — а то он совсем заколебался… Трудности, видишь ли, встретились…»
Потом поспешно вернулся к Баркову.
Барков писал не торопясь, иногда откладывал перо, раскуривал гаснущую папиросу и делал глубокие затяжки.
Скуряков пододвинул спички, сел рядом и осторожно взглянул на бумагу.
— Что ты пишешь?
— Отвод. Вам нельзя вести наше дело… Вы его не расследуете, а фабрикуете! Я написал областному прокурору…
— Ладно, ладно, — поспешно вставая и отодвигаясь от него, уже совершенно другим тоном сказал Скуряков, — вы еще раскаетесь. Скажите мне лучше, не заходил ли к вам домой некий Володин. — Он взглянул на запись в отрывном календаре. — Вы его почему-то простили, когда он совершил кражу часов в комиссионном…
— Вам, видно, хотелось бы посадить нас в тюрьму, — сказал Барков, — да только не за что…
— Можете идти, — сказал Скуряков, — пока вы свободны.
Секретарша в приемной сказала:
— Товарищ Барков, вас просили зайти в шестнадцатую…
В шестнадцатой размещался следственный отдел областной прокуратуры. Баркова там ждали.
— Ну? — спросил Карамышев.
— Злоупотребление властью, превышение власти, дискредитация.
Он знал, что в этой комнате никто не поверит, что бы ни написал о нем Скуряков. Он приходил в эту комнату вместе с Ратановым, Мартыновым, когда им было особенно трудно, и знал, что старшие следователи прокуратуры будут вместе с ними ломать голову над делами и не уйдут домой, пока не посоветуют что-нибудь дельное.
— Я буду говорить с прокурором сразу же после актива, — сказал начальник отдела, седой крепкий старик в пенсне, без пиджака, в белоснежной, накрахмаленной сорочке; он взмахнул рукой, и в воздухе блеснула перламутровая запонка. — Безобразие! Розянчиков никого, кроме Скурякова, к делу не подпускает…
— Выбрал себе помощника, — сказал Станислав, высокий парень в очках, с двумя рядами орденских колодок. — Ты слышал, как мы Скурякова прокатили на выборах в партбюро?
Следователи засмеялись.