Такие нeformatныe взрослые
Шрифт:
Он увидел мать и протянул к ней руки. Женщина едва не упала, а затем бросилась в объятия сына.
– Ты узнал меня, сынок? – спросила она.
– М-ма-м-ма, – ответил он, заикаясь, и закрыл глаза.
Они долго сидели, обнявшись, и их никто не беспокоил. Говорить не было сил.
Наконец Антонио открыл глаза и посмотрел на мать.
– А где папа? – спросил он, припоминая. – Он до сих пор в тюрьме?
По лицу матери текли слезы.
– Нет, – смогла ответить она.
– Его выпустили? – спросил Антонио, испытывая
– Он умер. В тюрьме, – ответила мать. – И его уже похоронили.
Антонио смотрел на мать во все глаза.
– Мы гуляли с папой сегодня в саду, – сказал он, – и он вдруг от меня ушел. А я был еще маленьким…
– На сегодня достаточно, – сказал внезапно появившийся врач. – Свидание окончено. Больной слишком устал. Приходите завтра.
Антонио стал быстро поправляться. Память стремительно возвращалась к нему. Но вместе с памятью ожили и воспоминания. А за ними – боль и страх.
Мать навещала его каждый день. Она сообщила сыну, что им предложили покинуть страну.
– Кто предложил? – спросил Антонио, но мать оставила вопрос без ответа. Она рассказала, что им с сыном предложили выбрать для дальнейшего проживания любую страну с коммунистическим режимом. Мать выбрала Советский Союз.
– Ну, конечно же, надо ехать в Советский Союз! – думал Антонио. – Там сильная коммунистическая партия. Там строят коммунизм. Отец верил в коммунизм. Он также верил в равенство и справедливость.
Антон Антонович приехал ко мне на прием один. Без жены и без дочери. Я не очень удивилась.
– Ваша жена не считает необходимым консультировать ребенка? – спросила я.
– Нет, дело не в этом, – ответил мой клиент. – Просто я вам пока не до конца доверяю. Скажите, вы верите в коммунизм?
Мне показалось, что я теряю время зря, и я спросила строго:
– Вы приехали ко мне на прием поговорить о коммунизме? Я здесь занимаюсь другими вопросами.
– Ответьте, пожалуйста, – умоляюще сказал Антон Антонович.
Я вздохнула и решила ответить.
– Антон Антонович, моя юность прошла во времена Хрущева. Тогда я верила, что коммунизм будет. Тем более, Хрущев обещал, что его построят примерно к 1980-му году. Мне в 80-м году должно было исполниться 30 лет. Мы тогда все верили в возможность построения коммунизма, ну, если не все, то многие. Молодежь. А если и не очень верили, то надеялись. Уж больно идея привлекательная.
Я посмотрела на Антона Антоновича. Он слушал меня с глубочайшим интересом.
– А вас волновали тогда материальные блага, – опять спросил он, – деньги, квартира, машина?
– Нет, Антон Антонович, – ответила я довольно печально, но абсолютно серьезно. – Меня волновало только одно: буду ли я по своим моральным качествам соответствовать этому прекрасному обществу!
– Да, да, – взволнованно сказал Антон Антонович, – я вас понимаю. И я понял, что могу вам доверять. А теперь вы другая?
– Теперь я другая, Антон Антонович. Нравится вам это или нет.
– Мне нравится, что вы такой все-таки были, – произнес он. – Я и сам был таким. Просто я хотел убедиться, что вы сможете меня понять.
Антонио с матерью приехали в Советский Союз. Юноше было девятнадцать лет, и он решил поступить в медицинский институт. Его волновало собственное психическое здоровье. Прошло уже полгода после выхода из больницы, но молодой человек часто испытывал страх и слышал какие-то голоса. Иногда ему мерещился отец, а иногда – люди в медицинской одежде. Беспричинная паника охватывала Антонио, и это было мучительно.
Ему пришлось обратиться к психиатру, и врач назначил ему медикаментозное лечение, чтобы устранить некоторые симптомы. Лечение помогало, но если Антонио забывал принять порошок или таблетку, галлюцинации могли появиться снова. Врач объяснил, что, возможно, Антонио теперь придется всю жизнь принимать лекарства-«корректоры».
Антонио надеялся вылечить себя, став врачом.
Учился он легко. И здесь проявились его недюжинные способности. Антонио заканчивал уже четвертый курс, но разобраться в своем заболевании пока не мог.
Учась на пятом курсе, Антонио влюбился. Соня была моложе его и показалась юноше чистой и немного наивной.
– Тургеневская девушка, – подумал Антонио, знакомый с русской классикой. Он рассказал Соне свою историю, и Соня, как и полагается «тургеневской девушке», прониклась его страданиями, пожалела и полюбила его, а потом вышла за него замуж. К тому же она была уже беременной.
Вот чего больше всего боялся Антон, как теперь его все звали, так это проблем с будущим ребенком. Как такое количество лекарств, и каких лекарств, которые он принимал, может повлиять на развитие будущего ребенка?! Что там скрывать, в больнице у Антонио стоял диагноз: шизофрения. И сейчас он принимал большое количество весьма серьезных психотропных препаратов.
Он смотрел на Соню, как на героиню. И Соня чувствовала себя героиней и вела себя как героиня. Она смотрела на мужа глазами, полными страха и гордости за свое мужество. Институт Соня бросила: беременность протекала с тяжелым токсикозом.
Роды тоже были тяжелыми. Девочка родилась слабенькой.
– Давайте я просто познакомлюсь с вашей дочкой Машей, побеседую с ней, позанимаюсь и составлю собственное мнение о ее развитии и особенностях, – предложила я Антону Антоновичу и его жене на следующей встрече.