Такое кино
Шрифт:
– Да?
– сказала она в трубку.
– Здравствуй, Аня.
– Здравствуй...
– Я только что прилетел в Москву, открыл почту, и тут твое письмо. Знаешь, я даже еще не прочитал его, но сейчас прочту.
Аня неожиданно для себя предложила:
– Приезжай ко мне, я одна.
– А мама?
– Она сейчас на даче живет.
– Я приеду.
Аня кинулась на кухню. Идти снова в магазин? Ведь нужно приготовить ужин, а дома ничего существенного нет. Пошарив в холодильнике и заглянув в морозилку, Аня взялась вдохновенно сочинять ужин. Она любила экспериментировать,
К тому моменту, когда раздался звонок домофона, она уже была во всеоружии. Домашнее платье изумрудного цвета, бирюзовые украшения: серьги, браслет, бусы. Волосы в художественном беспорядке, взбиты при помощи пенки и каштановым ореолом обрамляют лицо.
Аня открыла дверь, и ноги ее подкосились. На пороге стоял Тим, потрясающе красивый, в светлой ветровке и светлых брюках. Золотисто-коричневая кожа, синие-синие глаза, губы алые, яркие.
– Проходи, - насилу выговорила она.
Он тоже волновался, руки его дрожали, когда он расстегивал ветровку. Аня предложила Тиму помыть руки, и пока он умывался, разложила по большим тарелкам курицу и овощи. Сверху украсила зеленью, расставила тарелки на кухонном столе, сервированном на две персоны.
Они ели, пили вино, смотрели друг на друга и говорили. Безумное волнение сменилось теплой радостью, нежным ликованием. Аня видела свое отражение в глазах Тима и понимала, что это единственные глаза, в которых она хотела бы отражаться всегда.
Тим рассказывал о съемках на Мальте, о фильме, о новых предложениях. После ужина они, захватив фрукты и вино, перебрались в комнату Ани, к компьютеру. Тим показывал фотографии с флэшки, которую принес с собой. Они не досмотрели их, охваченные обоюдным желанием раствориться друг в друге.
...Он соскучился, истосковался, как и я, я это чувствую, это нельзя не распознать...
– Скажи, почему ты меня так мучаешь?
– она не хотела, вопрос естественно сорвался с языка, когда все стало хорошо и просто, когда она свернулась в его объятьях, как в колыбели.
Тим молчал, нежно целуя ее в затылок.
– Почему я вынуждена всегда бежать за тобой, цепляться, вешаться, чтобы ты меня не бросил по дороге?
– Это не так, - глухо ответил он.
– Я не нужна тебе?
– голос ее начинал предательски дрожать.
– Нужна, конечно же, нужна.
– Тогда почему, Тим, почему?..
Он молчал, тяжело вздыхая. Аня высвободилась из его сильных мускулистых рук и села, завернувшись в покрывало. Тим потянулся к пачке сигарет и предложил сигарету Ане. Они закурили в молчании. Опять повеяло холодом и пустотой. Если он сейчас ничего не скажет, значит, все, конец...
– Я всегда считал, что мужчина не должен проявлять слабость, не должен перед женщиной обнаруживать свои болезни и другие несовершенства. Но, видно, мне придется тебе все рассказать, чтобы ты не придумывала
Аня не видела его лица, только чувствовала, как Тим напрягся и собрался весь. Она похолодела, ожидая какого-то страшного признания. Какого? Ну не убил же он человека? Или женат? Да плевать!
– Аня, я не могу брать на себя серьезных обязательств. Я не могу ничего гарантировать тебе. Как говорит герой одного американского сериала, я не имею права красть твой детородный возраст.
– Тим замолчал на минуту, и Аня думала, что не вынесет этой зловещей тишины и закричит что есть силы.
– У меня в голове уже давно обнаружена опухоль, из-за которой часто бывают сильнейшие головные боли. Видимо, сказались "проклятые девяностые". Никто не может мне сказать, отчего это и что мне ждать в будущем. Бывает, я по нескольку дней мучаюсь приступами, никакие таблетки не помогают. Ты понимаешь, я живу только сегодняшним днем. У меня есть только "сегодня", "сейчас"...
Аня слушала и физически ощущала его боль.
– Почему же ты раньше не сказал?
– прошептала она.
– Не хотел взваливать на тебя еще и это. Не хотел, чтобы ты воспринимала меня как инвалида: во всем остальном я вполне нормален.
Он усмехнулся, а она припала вдруг к его обнаженной груди и сильно прижалась.
– Но ведь нужно что-то делать, искать врачей, обследоваться, - бормотала она, силясь не плакать.
Тим пожал плечами:
– Все что нужно, уже сделано. С этим можно жить долго, а можно мгновенно уйти.
Аня вздрогнула и сильнее прижалась к нему.
– Ничего нельзя предугадать, - продолжил Тим, нежно гладя ее по волосам.
– Теперь ты понимаешь, почему я не хотел втягивать тебя в свою жизнь.
– Нет, ты невыносим!
– со слезами на глазах воскликнула Аня.
– Будто это может что-то изменить!
– Я думал, может. Но видишь, я сам оказался недостаточно тверд в своем решении...- Тим крепко обнял Аню и прижал к себе.
– Я так устал без тебя...
– Как ты меня измучил!
– плакала Аня.
– Неужели ты мне совсем не доверяешь?
Он не ответил, целуя ее шею. Аня гладила его руки, чувствуя под ладонью гладкую, как у девушки, кожу, любовалась его красотой и целовала сильную грудь. Возможно ли, что за этой прекрасной оболочкой скрывается страшный недуг, готовый поразить в любую минуту? И что же делать теперь, что делать? Она в страхе прижалась к спасительной груди Тима и закрыла глаза, чтобы остановить льющиеся слезы.
ЧАСТЬ 4.НАКАНУНЕ РОЖДЕСТВА
Еще один граф
- Знаешь, почему они всего боятся?
– рассуждал Туринский, сидя на веранде за ноутбуком и попивая крепкий чай с лимоном.
– Потому что в Бога не веруют!
Женя рядом за столом чистила грибы, собранные в лесу во время утренней прогулки. Они говорили о современном поколении, которое боится болезней, старости, безобразия, несоответствия новому внешнему идеалу, всего. Они не уверены в завтрашнем дне и страшно одиноки, при этом последовательно отстаивают свою независимость, свободу от всяких обязательств.