Такое короткое лето
Шрифт:
— Я выясню сегодня же. — Валера повернулся на вращающемся кресле к шкафу, стоящему у стены недалеко от стола. — Хочешь выпить? — Ему явно не хотелось продолжать разговор о Маше.
Я отрицательно покачал головой.
— Тогда расскажи хоть, как у тебя дела. Мы с тобой уже порядочно не виделись. — Валера потер пальцами переносицу. Его взгляд был усталым.
— Ты, наверное, после операции? — спросил я.
— И не одной, — сказал Валера. — Может все-таки выпьешь?
— Давай в следующий раз, — предложил я. —
Только сейчас я заметил, что Валера был уже слегка выпивши. Я слышал, что многие хирурги для снятия стресса часто пропускают после операции рюмку-другую. Ведь резать живого человека даже для его спасения — занятие не из самых приятных. Но лишь сегодня убедился, что это правда.
— Нам надо как-то снова выбраться на природу, — сказал Валера. — Да не как в тот раз. А капитально, с ночевкой.
— Теперь уж когда поправится Маша, — ответил я. — Пока она в больнице, мне не до этого.
— Да, да, — сказал Валера и отвел взгляд в сторону.
— Ты что-то не договариваешь? — спросил я.
— Нет. Но ты совершенно прав. Пока она не поправится, какая может быть поездка на природу?
Я поднялся, чтобы попрощаться. Валера не остановил меня. Я вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
Ночью я успокаивал себя, многократно повторяя, что все люди болеют, но потом поправляются и забывают о болезнях. Многим из моих знакомых делали и не такие операции. Но одно дело знакомые и совсем другое — Маша. Я не мог допустить мысли о том, что ей придется страдать. Она уже и так достаточно настрадалась.
В семь утра я пошел к Ольге. Она открыла дверь, непричесанная и босая, в халате, из-под которого выглядывал подол белой ночной рубашки.
— Ты что? — спросила Ольга сонным голосом.
— Во сколько Машу привезут в палату? — спросил я.
— Не знаю, — сказала Ольга, прикрывая рот ладонью. — К обеду, наверное.
— Я тебе позвоню в двенадцать.
— Звони, — Ольга закрыла дверь.
Ровно в двенадцать я начал звонить в больницу. Я звонил несколько раз, но никто не подходил к телефону. В час дня Ольга сама пришла ко мне.
— Я только что от Маши, — сказала она. — Маша уже в палате, с ней все в порядке.
— Я могу увидеть ее? — спросил я.
— Сегодня ей не до тебя. Сейчас она спит после наркоза.
— А завтра?
— Приходи после врачебного обхода. Я проведу тебя к ней.
У меня отлегло от сердца. Если с Машей все в порядке, остальное наладится само собой. Я уже решил, что после операции Маше надо будет взять отпуск без содержания и мы на месяц отправимся на Алтай.
Я увезу ее в горы, где мы поживем, ни в чем не нуждаясь. Будем есть свежий мед и пить парное молоко, гулять по берегу говорливой речки, встречать солнце над утопающей в голубой дымке горной тайгой. Таких мест на Алтае много. Они напомнят ей Байкал. Найдем человека, который лечит болезни травами, Маше это
Я заполнил бланк отчета о командировке и поехал в бухгалтерию редакции отчитываться о поездке на Байкал. Это оказалось чистой формальностью. Бухгалтер посмотрела мои билеты, квитанции за гостиницу, сверила расходы с выданной суммой и мы расстались.
Из редакции я заехал к Гене. На пороге меня встретила Нина и сообщила, что Гена опять в Карелии.
— Проходи, — сказала она, жестом приглашая в квартиру.
Она провела меня на кухню, поставила на стол чайную чашку, спросила:
— Будешь пить чай или кофе?
— Кофе, — сказал я.
— Ну и как, увиделся со своей зазнобой? — усмехнулась Нина, включая кофеварку.
— Да, — сказал я.
— И она согласилась выйти за тебя замуж?
Я кивнул. Нина налила мне кофе, села рядом и, скрестив руки на груди, уставилась на меня.
— Чего ты так смотришь? — спросил я.
— Хочу узнать: окончательно ты образумился или нет.
— Ты знаешь, такого со мной никогда не было.
— Да уж пора бы, — произнесла Нина. Человек, признающийся в любви, вызывал у нее явное уважение.
— Когда приедет Гена? — спросил я. Говорить о своей беде мне почему-то не захотелось.
— Через пару дней.
Я отпил глоток кофе, поставил чашку на стол и сказал:
— Хотел спросить у него, надо ли мне писать материал для газеты?
— Кому там сейчас нужен твой материал? — сказала Нина, усмехнувшись.
Я поблагодарил ее за кофе и поехал на Шоссе Энтузиастов. Позвонил Ольге, но ее не было дома. Примерно через час на нашем этаже хлопнули двери лифта и раздались шаги на лестничной площадке. Я выскочил из квартиры. Ольга возилась с ключом около своей двери.
— Как Маша? — спросил я. — Ты видела ее?
— Пришла в себя, — сказала Ольга, поднимая на меня глаза. — Чувствует уже нормально. Завтра сам увидишь ее.
Я едва дождался следующего дня. По дороге в больницу зашел в цветочный ряд, выбрал пятнадцать самых больших и красивых гладиолусов и только после этого направился к Маше. Женщины любят цветы, иногда они рады им больше, чем самому дорогому подарку. А мне хотелось поднять Маше настроение. Сейчас она нуждалась в этом сильнее всего.
Маша лежала на спине, закрытая одеялом до подбородка. Ее лицо было бледным и заострившимся, губы сухими. Темно-каштановые волосы рассыпались по подушке и только подчеркивали белизну кожи. Увидев меня, она попыталась подняться, но я остановил ее движением руки.
— Лежи и не шевелись, — сказал я, протягивая ей гладиолусы.
— Ты сумасшедший, — произнесла Маша. — Наверное, скупил все, что там было.
При этом она улыбнулась, давая понять, что обрадовалась подарку. Я положил цветы на тумбочку, стоявшую у изголовья, и спросил: