Такова торпедная жизнь

Гусев Рудольф Александрович

Чувствовалось, что нас ждали. У входа в общежитие толпился парод: недовольные командированные, выселенные из двух шестиместных номеров, непреклонный обслуживающий персонал в образе упитанной хохлушки, наш оружейник Сережа Остроухов в качестве самого младшего военного представителя и чиновник заводской администрации. Это не случайно. Среди нас отпрыски самых главных минных вождей флота — Костыгов и Воронин младшие. Это, конечно, имело тонизирующее воздействие на местное начальство: как бы чего не вышло! Нас не только ждали, но и встретили приветливо. Вот стайка девчонок обстреляла нас любопытными глазками, делая, впрочем, вид, что они оказались здесь совершенно случайно. Появление двенадцати

молодых, хотя еще не лейтенантов, но вполне перспективных женихов, взволновало их девичью кровь. Несколько местных молодых парней немедленно вызвали нас на футбольный поединок, чтобы поставить «этих моряков» на место и вернуть себе девичье внимание. Минут через десять на дверях гостиницы появилась афиша, приглашающая местное население в ближайшую субботу на стадион посмотреть футбольный матч между командами «сборной Орджоникидзе» и «сборной ВМФ». Отступать было некуда. Борю Ходырева миловидная особа увела с собой устраиваться на частный сектор, а мы разместились в двух номерах с видом на Кара-Даг. Переодевшись, мы направились перекусить по указанному адресу.

— Корифеи! Это вам не морская практика на крейсере проекта 68-бис или на подводных лодках проекта «М»! Это настоящий курорт! Хорошо быть торпедистом, однако! — подвел итог нашим первым впечатлениям Игорь Борзов, когда мы сытыми возвращались из местной столовой.

Наблюдательный Гоша Смушков шептал на ухо Коле Пирожкову: — Ты обратил внимание, Пирожок, как на тебя посматривала раздатчица в столовой? Самый жирный шматок мяса положила тебе! Поставила на откорм! Знать забраковала твои мясные кондиции.

— А Борю Ходырева мы теперь не скоро увидим. Взят в плен. Даже инструктаж не провел на случай внезапного нападения вероятного противника.

— Пора на пляж! День приезда — наш день! — предложение Гриши Свердлова было принято единогласно и исполнено немедленно.

К вечеру мы уже знали, что пристрелочная станция — это завод, а все остальное — поселок. Народу здесь немного, в основном командированные. Так что поселку вполне хватало одного пивного ларька, работавшего в дни привоза пива в течение небольшого отрезка времени, за который содержимое бочки переливалось в желудки страждущих или в трехлитровые банки, бывшие в большом дефиците. Был еще ларек с квасом. Тоже один. Один и газетный киоск. Центральные газеты и общественно-политические журналы доставлялись ежедневно и аккуратно. Журналы «Огонек», «Крокодил» и другой печатный дефицит расходились с колес в соответствии с местной «табелью о рангах». Во главе — директор завода Николай Александрович Балабайченко, для краткости Балабай, далее — старший военпред Борис Михайлович Горкин, их заместители, начальники цехов и участков и т. д. В этом перечне мы занимали почетное последнее место. Каждый на заводе и в поселке знал и помнил свой шесток. Везде царил социализм, до выпуска у нас оставалось 302 компота, а до прихода коммунизма около двадцати лет.

Наша производственная деятельность началась с ознакомительной экскурсии, которую проводил военный представитель капитан 3-го ранга Володя Сущенко. Мы уже знали, что он специалист по системам самонаведения и ждет перевода в Ленинград на завод «Двигатель». Собственно, сама пристрелочная станция есть не что иное, как филиал заводов «Двигатель» и «Дагдизель». Все торпеды везут сюда из Ленинграда и Каспийска на пристрелку.

— Ну, вот что, ребята, — начал Володя, когда мы прошли через турникет проходной, — слева вдали — экспериментальный цех, там вам делать нечего, — и продолжил шепотом, — там сейчас малогабаритные отрабатывают! Через год-два увидите их на флоте. А сейчас бегом в цех серийных торпед. Видите, везут торпеду под чехлом? Сейчас будут всех

убирать с территории. Большой секрет!

Володя говорит с иронией, но так надо. Без иронии будет и смешно и глупо:

— Зачем всех разгонять, если с окружающих сопок все видно? Приезжай и смотри.

— Раньше там были посты, теперь сняли. Дорого и бессмысленно.

— Лучше в море уходить подальше.

— Есть дальний полигон, глубоководный, для противолодочных торпед. Успеете все посмотреть.

Пока мы двигались к цеху серийных торпед, последовало сообщение: «Штормовое предупреждение». Экспериментальную торпеду развернули назад в цех.

— Нет худа без добра. Покажу вам стрельбовой полигон. Наверное, в районе всплытия торпед поднялась крутая волна, и «море на замок»!

Мы подходим к пирсу. Стальные ворота открыты. На них висит огромный амбарный замок, тот самый, на который закрывается здесь море. Володя сетует:

— Погода путает все планы. Накопится теперь очередь торпед на пристрелку. Потом очередь на сухую переборку. Придется работать в три смены. Так мы познаем местные проблемы, ощущаем связь с производством, профсоюзом. Между тем мы уже поднимаемся по крутым лестницам на самый верх наблюдательной вышки. Вот пост управления. Вот линия стрельбы. Буйки через каждые 1000 метров. С них автоматически поступают сигналы о прохождении торпед.

— Раньше стояли плотики с махальщиками. При прохождении торпеды матрос давал отмашку флагом. Теперь автоматика.

— Хорошая была служба! И почему все лучшее было раньше нас?

Первое посещение пристрелочной станции начинающими торпедистами — все равно, что посещение столичного храма сельскими верующими.

— Смотрите, у хозяйственного пирса пара шлюпок! Не дадут ли их нам сходить на Кара-Даг? По суше, говорят, далеко!

— Это как решат Балабай с Горкиным.

— Борис, позвони папе! — это, конечно, в шутку.

Мы осматриваем акваторию. Вот мыс Ильи. Вот маяк. Вот она, морская купель торпед!

В древней Спарте хилых младенцев сбрасывали в пропасть. Суровый отбор. Здесь тоже отбор. Слабые торпеды сами ложатся на грунт. Нечасто удается водолазам поднять с грунта торпеду, имевшую отказ на дистанции хода, да и то, если легла на мелководье. А в море — почти всегда навсегда!

Тем временем возвращается маленький торпедолов, буксирующий торпеду. Он-то, наверное, и завопил, что на море шторм и невозможно зацепить торпеду, а нам показывают пленки осциллографов, ленты автографов с линиями записей глубины хода и крена. Боже! Разберемся ли мы в этом хоть когда-нибудь!

На следующий день нас расписали по участкам: подготовки торпед к морю, сухой переборки, систем самонаведения, неконтактных взрывателей. Через неделю обещали смену по кругу.

Моя практика началась с участка подготовки торпед к морю. Пожилой мужик пытался в одиночку состыковать кормовое отделение торпеды САЭТ–50М с аккумуляторным. Увидев меня, стоящего с тетрадью под мышкой, он произнес:

— Подсоби, морячок, напарник мой домой отпросился! Жена рожает. Ты ко мне приписан? Торпеду нужно изучать ручками, а не глазками!. Я подведу кормушку, а ты прихвати сверху парой стыковочных болтов.

Я правильно выбрал ключ, взял два стыковочных болта. Мужик одобрительно хмыкнул:

— Значит, чего-то уже знаешь. Крути!

Я прихватил кормушку на два болта, положил ключ и хотел снова встать в режим ожидания. Очередная команда последовала незамедлительно:

— Я здесь докручу, а ты через эти горловины состыкуй все кабельные соединения. Там все просто. Папу с мамой, папу с мамой. Понял?

Прочитав на моем лице недоумение, уточнил:

— Папа — это где штырьки торчат. Ну, мама — это… Понял?