Тактические учения
Шрифт:
«Вот бы все было так же легко…» подумал Джон, и через несколько часов вся история уплыла в те далекие темные закоулки сознания, где фильмы, грезы и забавные истории лежат спеленатые всю жизнь, пока, как иногда случается, незваный гость не вытащит их на свет.
Такое случилось несколько недель спустя, когда Джон и Элизабет поехали в отпуск. Место нашла Элизабет.
Дом принадлежал кому-то с ее работы. Он назывался «Форт доброй надежды», и стоял на Корнишском побережье. «Его только что вернули после реквизиции,» сказала она. «Я думаю, что мы найдем его в весьма плохом состоянии.»
«К
Они приехали в ветреный апрельский полдень поездом с обычными неудобствами. Такси провезло их на восемь миль от станции, по глубоким Корнишским аллеям, мимо гранитных коттеджей и заброшенных оловянных рудников. Они подъехали к деревне, давшей дому почтовый адрес, проехали через нее по дороге, которая внезапно вырвалась из высоких берегов на открытое пастбище на краю утеса, над ним в вышине клубились облака и кружили морские птицы, земля под ногами трепетала от изобилия диких цветов, в воздухе была соль, под ними ревел Атлантический океан, разбиваясь о камни, недалеко синяя полоса вспененной воды, а за нею безмятежно изгибался горизонт. Тут и был дом.
«Твой отец,» сказал Джон, «сказал бы: „Ваш замок возведен в приятном месте.“
«Да уж…»
Это было небольшое каменное здание у самого обрыва, которое построили сто или более лет назад как форпост, превратили в частный дом в мирные годы, снова отобрали во время войны под радиостанцию ВМС, а теперь опять вернули к более спокойной службе. Катушки ржавых проводов, мачта, бетонный фундамент будки, свидетельствовали о прежних хозяевах.
Они заплатили таксисту и занесли вещи в дом.
«По утрам из деревни будет приходить женщина. Я сказала, что этим вечером она не понадобится. Я вижу, она оставила нам керосина для лампы. И огонь развела, слава богу, и дров много. О, взгляни, что папа подарил. Я обещала не говорить тебе, пока мы не приедем. Бутылка виски. Как приятно с его стороны. Он копил свои пайки три месяца…» Элизабет говорила живо, разбирая багаж. «Для каждого из нас есть комната. Это -единственная нормальная гостиная, но есть и кабинет, если захочется поработать. Я полагаю, нам будет очень удобно…»
Гостиная комната был построена с двумя широкими эркерами, каждый со стеклянной дверью, ведущей на балкон, который нависал над морем. Джон открыл одну, и морской бриз заполнил комнату. Он вышел, глубоко вдохнул, и затем сказал внезапно: «Эй, а тут опасно.»
В одном месте между окон чугунная балюстрада обломилась, и каменный выступ открыто нависал над утесом. Он посмотрел в провал на пенные камни внизу, на мгновение озадаченный. Неправильный многогранник памяти неуверенно покатился и встал.
Он был здесь прежде, несколько недель назад, на галерее маяка из того быстро забытого кино. Он стоял, глядя вниз. Точно так же волны накатывали на камни, рушились и опадали брызгами. Был их шум; была сломанная решетка и открытый уступ.
Элизабет все еще говорила в комнате, ее голос тонул в шуме ветра и моря. Джон вернулся в комнату, закрыл дверь и задвинул щеколду. В тишине она говорила «…только на
«Как ты сказала, называется этот дом?»
«Форт добрая надежда.»
«Хорошее название.»
Вечером Джон выпил стакан виски своего тестя, закурил трубку, и строил планы. Он был хороший тактик. Он неторопливо произвел умственную «оценку обстановки». Цель: убийство.
Когда они поднялись, чтобы лечь спать, он спросил: «Ты упаковала таблетки?»
«Да, новый пузырек. Но я уверена, что сегодня мне они не понадобятся.»
«Мне тоже,» сказал Джон. «Воздух чудесный.»
В течение следующего дня он разбирал тактическую задачу. Она была очень простой. У него уже было «штабное решение.» Он разбирал ее в словах и формах, которыми пользовался в армии. «…Местность, открытая противнику… достижение внезапности… закрепление успеха.» Штабное решение было образцовым. В начале первой недели, он начал осуществлять его.
Сначала он понемногу сделал себя известным в деревне. Элизабет дружила с хозяином; он – герой войны, еще не привыкший к гражданской жизни. «Первый отпуск вместе с женой за шесть лет,» сказал он в гольф-клубе, а в баре более доверительно намекнул, что они думают наверстать упущенное время и создать семью.
На другой вечер он говорил о тяготах войны, которые для гражданских хуже, чем для военных. Его жена, например, натерпелась: работала весь день в конторе, а ночью бомбежки. Ей надо отдохнуть, где-нибудь в одиночестве да подольше; нервы у нее измотаны; ничего серьезного, но сказать правду, он не очень рад этому. Вообще-то в Лондоне он видел пару раз, как она бродила во сне.
Его компаньоны знали о подобных случаях, волноваться особо не о чем, но следить надо, чтобы не развилось во что-нибудь худшее. Она ходила к доктору?
«Еще нет,» сказал Джон. «Вообще-то она не знает, у нее лунатизм.» Он уводил ее в постель, не будя. Он надеется морской воздух будет ей полезен. Вообще-то она выглядит уже намного лучше. Если будут еще признаки беды, когда они вернутся домой, то у него есть на примете очень хороший врач.
Клуб любителей гольфа был полон сочувствия. Джон спросил, есть ли хороший доктор по соседству. «Да, сказали ему, старик Маккензи в деревне, первоклассный человек, прозябает в этакой дыре; не какой-то там сельский эскулап. Читает самые последние книги, психологию и все такое.» Они не задумывались, почему старик Мак так и не стал специалистом и не сделал себе имени.
«Я думаю, можно поговорить со стариной Маком об этом,» сказал Джон.
«Поговорите. Лучше вам не найти.»
Отпуск у Элизабет был на две недели. Оставалось еще три дня, когда Джон пошел в деревню, чтобы посоветоваться с доктором Маккензи. Он увидел седого, приветливого холостяка в приемном покое, который был скорее конторой адвоката, а не врача, заполненном книгами, темном, пропахшим табачным дымом.
Усевшись в потертое кожаное кресло, он в более точных выражениях изложил историю, рассказанную в гольф-клубе. Доктор Маккензи слушал без комментариев.