Тактика победы
Шрифт:
Центр турецкой армии, как только определилось, что оба их фланга обратились в бегство, тотчас же последовал их примеру, и неприятельская артиллерия удалялась с возможною быстротой.
Если бы я мог располагать хоть 5-ю эскадронами кавалерии, я бы сумел овладеть всей артиллерией турок с их измученными лошадьми. Я попробовал употребить еще одно усилие, чтобы повлиять на наших кавалеристов, но оно было так же бесплодно, как и предыдущее.
Я положительно не могу объяснить себе поведение этих генералов! Без сомнения, и Дехтерев, и гр. Мантейфель были одними из самых храбрых и мужественных офицеров, они легко могли бы себя покрыть славою, но, тем не менее,
В этот день Войнов совсем не выказал себя генералом, несмотря на свою храбрость, которая никогда не оставляли его; на этот раз он совершенно потерял голову. Кутузов, со свойственными ему меткостью и умом, верно заметил, что Войнов, скорее, неутомим и бесстрашен, как гренадер, и что он всегда спешит к сражающемуся эскадрону, совершенно забывая в то время о других.
Кавалерия наша не только не бросалась преследовать турок, но начала свое движение только тогда, когда я с двумя линиями пехоты уже сделал две версты. Это меня страшно раздражало, и я был вне себя от гнева как против кавалерии, так и против ее начальника, не сумевшего заставить ее двигаться.
Единственно только полковник Уманец, Кинбургский полк которого был первым атакован и много потерпел от этого натиска турок, собрал оставшихся людей и явился ко мне на помощь, но было уже поздно [118] .
В трех верстах от поля сражения мы увидели укрепление, как видно начатое только утром и уже оконченное в продолжение 5 часов. Укрепление это имело очень длинное очертание, и вокруг него шел ров, в иных местах доведенный даже до порядочной глубины. Вероятно, для сооружения этого ретраншемента турки употребили огромное число местных жителей, которые затем скрылись вместе с янычарами, оставив на месте все свои инструменты, которыми мы и воспользовались во множестве.
118
В сражении под Рущуком я вторично вижу нашу кавалерию не следующей за пехотой и потому пропускающей удобные случаи для атаки. В сражении при Мачине (1791 г.) она поступила так же. (Прим. автора)
Мы прошли около 5 верст, но турок все еще не было видно, несмотря на то, что мы были уже в 4-х верстах от их лагеря. Это привело нас к убеждению, что их там вовсе нет [119] .
Мы не ждали найти этот лагерь укрепленным, но показалось, что его укрепили только 5-ю редутами, построенными впереди фронта и расположенными в виде квадратов.
Я не сомневался в том, что мы легко можем снести этот лагерь и, завладев орудиями (так как наша кавалерия подошла наконец к нам), окончательно довершить победу.
119
И действительно, в лагере никого не было.
Но Кутузов судил совсем иначе и, несмотря на все мои старания склонить его к этому предприятию, успех которого так легко достижим, он остановил все войска, а затем повернул назад и возвратился в свой лагерь.
На все мои доводы он ответил так: «Вы знаете, что наши люди не умеют хорошо ходить в атаку, а я, будучи отброшен с перемешанными
Настоящей же причиной его нерешительности были главным образом его обычная трусость, старость и тучность, всегда мешавшие ему в подобных случаях. Он изнемогал от усталости и жары, хотя последняя и действительно была невыносима; около 4-х часов дня я нашел Кутузова лежащим на горячей земле, задыхающимся от жары. Он был не в состоянии не только действовать, но даже и думать.
Мы ему сделали из турецких флагов маленькую палатку, и, когда он отдохнул и мог говорить, он искренно и в трогательных выражениях поблагодарил пехотных генералов, действительно заслуживших ее, тогда как кавалерийские генералы не только не получили никакой благодарности, но даже были очень дурно приняты. В данном случае Кутузов был совершенно прав.
В 10 часов вечера мы уже были в своем лагере.
Мы разбили все планы турок, но, к сожалению, не только не завладели их пушками, но даже потеряли одну свою, что служило некоторым помрачением нашего успеха.
В этом сражении русская пехота снова заслужила название стены, которое ей дал прусский король в Семилетнюю войну.
Я был свидетелем, как мои каре выдержали 3 или 4 кавалерийские атаки; как они в промежутках между атаками подвергались страшному огню; как люди, пораженные пулями или снарядами, падали, но прочие стояли неподвижно. Артиллерия также ни в чем не уступала пехоте.
Это сражение произвело большую сенсацию в Европе, и газеты говорили о нем с большим энтузиазмом, чего, впрочем, оно не заслуживало по славе. Не знаю, кто мне оказал дурную услугу, напечатав во французской газете (четверг, 5 дек. 1811 г.), что будто бы это сражение выиграно только благодаря моим распоряжениям. Так как это сообщение было не совсем верно, то оно меня очень опечалило. В этот день я исполнил только свой долг, и действительно я не смею ни в чем себя упрекать, мне удалось совершить то, чего мне так хотелось и чего бы я легко достиг, имея при себе кавалерию.
В войне с турками генералы, командующие пехотой, заключенною в каре, имеют мало средств отличиться, тогда как кавалерийские генералы могут сделать решительно все, что только захотят. Но наши генералы в этом сражении не захотели ничего делать. Я могу смело сказать про себя, не боясь быть обвиненным в самохвальстве, что, если бы я командовал армией, победа была бы полная и, может быть, этим сражением окончилась вся кампания, так как я бы овладел всем лагерем и пушками турок, а через 4 дня отправился бы в Шумлу. Турки, наверное, испугались бы и разбежались, а великий визирь уже через 8 дней не собрал бы и половины своей армии.
Мы потеряли 1180 человек. Потери же турок равнялись 2000 убитых; особенно они пострадали от огня нашей артиллерии, которая сильно поражала их, когда они переходили через наши каре.
Поведение нашей кавалерии не осталось неизвестным и в Петербурге. Государь приказал Кутузову представить об этом официальный отчет и указать виновных, но наш старый вождь восстал против этих строгих мер. Хотя кавалеристы были действительно виноваты, но их прежние заслуги и долговременные службы говорили за них, и потому Кутузов на запрос Государя отвечал, что те, которых непредвиденные обстоятельства сделали виноватыми, уже достаточно наказаны лишением наград, которых, он просил для них.