Тактильные ощущения

Слюсаренко Сергей Сергеевич

Глава сорок вторая.

Куда можно идти среди ночи по острому снегу, когда пар изо рта обдает тебя холодом и садится на ресницы. Такой зимы не было много лет. Никто не ждал обильного снега, морозов, от которых уже все давно отвыкли. Уже давно все выбросили и лыжи, и санки, и даже коньки. Зима, по неведомым причинам, ушла из быта людей и осталась в сказках. Как ни странно, зиме сильнее всех радовалась Танильга, хоть и видела она их гораздо больше, чем я. Вот и шли

мы с ней по ночному лесу, и светила нам только полная луна, делавшая сугробы голубыми и совсем неземными.

— Майер, ты знаешь, я ни на секунду не могла представить, что это твоя работа, — неожиданно прервала романтическое молчание Танильга.

— Ты о чем? — не понял я.

— Ну вот, неужели непонятно. Я про эту грандиозную провокацию. С якобы прилетевшими инопланетянами.

— Ну конечно, — съязвил я, — прилет чужих на Землю для тебя нечто совсем невообразимое.

— Зачем ты так! — обиделась Танильга. — Я совсем о другом!

— Слушай, а мы не заблудимся? — внезапно она переменила тему. — Лес-то совсем такой… Ну… Нежилой.

— Да брось, о чем ты? Ты за свои годы лет могла бы выучить все леса в округе и в слепую ходить по всей планете! Кстати, Сусанина не ваши прихлопнули?

Я не знаю почему, но после того разговора с Танильгой, я потерял способность к адекватному общению с ней. Все время тянуло на глупость.

— Я понимаю, это ирония, — констатировала Танильга.

Обидеться, удивиться, улыбнуться, рассердиться… Я все никак не мог привыкнуть к тому, что она не может этого, а спросить — боюсь. Или не боюсь?

— Майер, а ты понял, что произошло с Саймоном? — только потом я догадался, что Танильга как будто прочла мои мысли. Но это потом. Наверное, когда уже было поздно…

— Бабаев сказал, что это эффект лавинного старения. Что-то про гормональный хаос на фоне разблокировки спящих участков мозга, — я точно и не помнил, что он ещё мне рассказывал. — Он так сам и не разобрался толком.

— В течение жизни сотен и тысяч поколений мы шли к единству. Только отказ от личного и понимание главной идеи может объединить общество. Так нас учили. Потом и методы разработали, — странно, с каждым днем Танильга теряла свою, так меня поражавшую, способность говорить веско, как Большая Энциклопедия. Сейчас мне даже показалось, что её голос дрожал. Но, наверное, у нее просто сбивалось дыхание на морозе.

— Много лет назад, когда отец уже в сотый раз мне заявил, что я дура и от меня нашей цели никакой пользы не будет, что я должна следить за собой и прочее…

—Танильга, ты не дура! — я остановился и, схватив её за рукав куртки, развернул лицом к себе. В темноте ничего не было видно. Даже неадекватная этой ночью луна не помогала. — Ты умница. Ты…

— Майер, я хочу чувствовать, как ты. Как вы. Я…— голос её дрогнул.

— Как я могу это сделать?

— Ты сделал такое с Саймоном. Только ты, и не зря тебя боялись. Ты можешь снять блок. То, что отделяет меня от вас.

— Но ведь ты помнишь, что случилось с Саймоном! — заорал я. — Да и я чуть было не стал…

— Мне все равно, что

со мной будет после этого, — жестко проговорила Танильга. — Я хочу на миг взглянуть на этот мир так, как смотришь на него ты.

— А я хочу продолжать видеть тебя такой, какая ты есть сейчас! Я не хочу потерять ещё и тебя! — я почему-то сказал то, что никогда не говорил самому себе.

— Майер, — Танильга произнесла почти шепотом. — Я здесь только потому, что здесь ты. Сделай это ради меня. Я не хочу дальше жить так. Я не понимаю себя. Я теряюсь между этих двух… Пусть я уйду отсюда чувствуя, чем просто уйду. Как калькулятор с севшими батарейками.

— Танильга, не надо. Все ещё образуется.

— Ничего не образуется.

— Почему так пессимистично? Думаешь ваш… ну эти на выборах перепобедят и все пригребут к рукам?

— Нет, не успеют. Ты их остановишь. Я тебе помогу.

А потом я сделал совсем неожиданное. Сдернув перчатку, я взял Танильгу за руку. Молча мы шли по тропинке к нашему убежищу. Хотелось надеяться, что скоро мы сможем вернуться в свои дома.

— Иди спи, — я захотел ещё побродить по снегу. Один.

— Да, конечно. Приходи, — кротко ответила Танильга, закрывая дверь дурацкой телефонной будки.

— Ты понимаешь, что сейчас произошло? — я вздрогнул от голоса у меня за спиной. Ну, конечно, Аякс. Кто ещё появляется так внезапно?

— Что-что? Дерьмо произошло. И происходит! Она просит о невозможном, — я действительно был, мягко говоря, в растерянности.

— Женщины часто просят невозможного. Даже чаще, чем ты можешь ожидать, — Аякс развернулся ко мне спиной и зашагал прочь.

— Ну пошли, погуляем, — позвал он, видя, что я не двинулся. — Ночь какая! Когда ещё такое увидишь? И не стой, ноги мерзнуть будут. Небось с девочкой не быстро шагал, уже и пальцы онемели.

— Ничего у меня не онемело, — затряс я рукой без перчатки.

— На ногах пальцы. Вот так надо, — Аякс начал размашисто двигать ногой, показывая, как надо согреться. — Ох уж эти мне партизаны.

— Сам партизан. Вечно появляешься, как из секрета, — парировал я, повторяя движения Аякса.

— Так вот, — продолжил Аякс, когда мы опять топали по снегу вглубь леса, как несколько минут назад с Танильгой, — ты её послушай. И сделай, как она скажет.

— Но ты ведь знаешь, Бабаев мне говорил — ещё одно такое снятие блока, как я сделал с Саймоном — и все! Я в лучшем случае в простого человека превращусь. Я же ни на что способен не буду?

— А то простые люди ни на что не способны… — пробормотал Аякс.

— Но ведь ты сам говорил про мое предназначение, про то, что мне дано, про мой дар! — меня несло. Даже себя стало жалко.

— О! Ты уже категориями заговорил, прямо мессия! А дар… Неужто ты и вправду знаешь, что есть дар? Твой, например, —Аякс, шагая, дышал очень глубоко, как будто и простудиться не боялся. И был похож на Деда Мороза.

— Ну, а то, что я могу блок этот снять, разве не дар? — я даже обиделся слегка, Аякс как всегда говорил загадками.