Талант (Жизнь Бережкова)
Шрифт:
34
Ровно через два часа тот же облупленный пофыркивающий автомобиль подкатил к четырехэтажной коробке заводоуправления.
Фасад был залит мартовским солнцем, перевалившим за полдень. С крыши, обросшей сосульками, сбрасывали тяжелый, напитанный влагой снег. Широкое крыльцо из тесаных плит серого камня вело к главному входу: там уже были навешены массивные дубовые двери, еще не выкрашенные, а только зашпаклеванные. В некоторых окнах уже блестели стекла, забрызганные жидким мелом. А боковое крыльцо еще было забрано лесами. Шаткий наклонный настил из пары досок пока заменял здесь ступени. По этому
– Где же наш Бережков?
– произнес Родионов, выйдя из машины и оглядываясь.
Новицкий ответил:
– Наверное, увлекся и про все забыл... Слишком импульсивная натура.
– А это неплохо... Нуте-с...
Сейчас родионовское "нуте-с" вызывало на разговор. Новицкий сдержанно пожал плечами. Но в ту же минуту появился Бережков. Он вышел из здания, сбежал по главному крыльцу, взволнованно направился к Родионову:
– Дмитрий Иванович, меня зарезали!
Его энергичный вид - слегка разрумянившиеся на ветру щеки, сдвинутая немного набекрень меховая шапка, черненый полушубок, туго перехваченный ремнем, испачканный на плечевом шве известкой, - его вид так противоречил возгласу, что Родионов улыбнулся.
– Кто вас тут обидел?
– Форменным образом зарезали! Я обошел завод...
– Нуте-с, нуте-с...
– Прекрасный завод! Необыкновенный завод! Но для работы главного конструктора не создано абсолютно никаких условий.
– Какие же вам нужны условия?
– сухо спросил Новицкий.
– Конструкторское бюро загнали в какой-то закоулок.
– Закоулок в двести пятьдесят квадратных метров.
– А мне нужно в несколько раз больше.
– Ого! Может быть, все это здание?
– Нет, другое... Которого еще здесь нет... Дмитрий Иванович, это страшное наше упущение. Где мы будем изучать мотор? Где наша испытательная станция? Главному конструктору необходимо свое здание. И оно должно быть самым лучшим, самым чудесным на заводе.
– Вот, - усмехнулся Новицкий, - поскакал в царство фантастики.
– Нет, почему же?
– проговорил Родионов.
– Послушаем его.
– Я, Дмитрий Иванович, категорически настаиваю на отдельном здании. Иначе мы сами зарежем наш мотор! Ведь он должен с каждым годом развиваться, совершенствоваться. Над ним надо работать! Но где же я буду этим заниматься? Где буду экспериментировать?
И Бережков возбужденно описал здание, которое ему виделось в воображении, - со специальными лабораториями, где можно создавать искусственно разреженную атмосферу, чтобы изучать поведение мотора на различных высотах, с небывалыми рентгеновскими установками, которые насквозь просвечивали бы работающий двигатель, и так далее и так далее. Невольно улыбаясь, Родионов опять, как и под Новый год, у ревущего мотора, вглядывался в конструктора с каким-то особым интересом.
– Павел Денисович, нуте-с, что вы можете возразить по существу?
– Ей-богу, с удовольствием бы все это построил, - весело ответил Новицкий.
– И перетащил бы сюда весь институт Шелеста. Но мне дан проект. Для меня это закон. И я не могу строить того, что придет в голову мне или такому фантазеру, как наш уважаемый Алексей Николаевич... У нас, как на всяком современном
– Мне надобно не то!
– Во всяком случае, Дмитрий Иванович, проект обсуждался много раз, и никто об этом не просил.
– А я прошу!
– Хорошо, - сказал Родионов.
– Дадим вам свое здание.
И опять, как всегда, когда он говорил, почувствовалось; что он скажет, то и будет.
– Дадим, Павел Денисович, все, - продолжал Родионов, - о чем просит конструктор мотора. В этом нельзя жаться, ибо дело идет...
– он помолчал, - о мировом соревновании. Проект надо соответствующим образом дополнить...
– Я сам все начерчу!
– воскликнул Бережков.
35
Втроем они вернулись к тепляку электростанции. Солнце еще грело, но стало неослепительным, чуть золотистым. Впадины оврагов потемнели. Пора, пора было ехать! Обогнав спутников, Бережков энергично шагал к аэросаням. Родионов еще раз оглянулся на завод, потом посмотрел вдаль на белую равнину лугового берега, где виднелась деревенька, почти утонувшая в сугробах, глубоко втянул воздух, напитанный запахом талого снега, быстро нагнулся, сгреб белый, легко лепящийся комок и запустил в Бережкова. Снежок угодил в плечо. Бережков обернулся. Следующий ловко нацеленный удар пришелся ему пониже уха. Кусочки снега попали за шиворот.
– А-а-а!
– крикнул Бережков.
– И мы это умеем!
Снежки градом полетели в Родионова. Первый - мимо, второй - мимо, третий - в шапку, четвертый, - ага!
– четвертый, кажется, в ухо. Бережков опять испустил боевой клич и, наступая, хватал на ходу покрасневшими мокрыми руками снег, бросал и бросал без передышки, чтобы заставить Родионова показать спину. Однако Родионов, пригнувшись, легко увертываясь, отвечал меткими ударами. Черт возьми! Бережков остановился, повел шеей, за ворот опять поползли холодные струйки. Ну нет! Хоть вы, Дмитрий Иванович, и командующий авиацией, но... Бац! Бац! Бац! По кожаному черному пальто Родионова забарабанили снежки.
Из-за тепляка появился Новицкий. Увидев сражение, он побежал по целине, зашел во фланг Бережкову и, немного запыхавшись, стал его обстреливать. Бережков попятился.
– Наша берет, Дмитрий Иванович!
– закричал Новицкий.
Но Родионов вдруг метнул в него снежок.
– Алексей Николаевич, вперед! Зададим директору! Бей формалиста!
Бережков расхохотался. Атакованный с двух сторон, Новицкий пустился было наутек, увяз в снегу, сел и поднял руки. Родионов подошел к Бережкову.
– Славно!
– сказал он.
– Теперь, дружище, едем.
36
– Далее я вам с прискорбием изложу, - продолжал свое повествование Бережков, - трагический финал истории "Д-24".
Представьте, прошел март, апрель и май, пролетело лето, подступила еще одна зима, приближался следующий Новый год, уже 1931-й, завод был уже совершенно готов к пуску, там уже шло опробование термических печей, прессов, паровых молотов; мастера-токари налаживали в прекрасном механическом цехе всякие умные машины, станки-автоматы, специально заказанные для изготовления деталей "Д-24"; уже ежедневно гоняли вхолостую главную сборочную ленту и все малые конвейеры, но... Но вот вам положение: завод есть, мотора нет!